Скачать 65.88 Кбайт
Посторонний
Раймон засмеялся и вошел в дом. Я пошел
за ним, и на площадке мы расстались. Через минуту я услыхал шаги
старика, и он постучал ко мне. Я открыл, он потоптался на пороге и
сказал:
- Извините... прошу прощенья...
Я пригласил его войти, но он не вошел. Он потупился, его
покрытые коростой руки тряслись. Не поднимая глаз, он спросил:
- Скажите, господин Мерсо, у меня его не отнимут? Мне его
отдадут? А то что же со мной будет!
Я сказал, на живодерне собаку держат три дня, чтобы хозяин,
если пожелает, мог ее забрать, а уж потом распоряжаются ею по
своему усмотрению. Он долго молча глядел на меня. Потом сказал:
- Спокойной ночи.
И ушел к себе, я слышал, как он ходил по комнате взад-вперед.
Потом заскрипела кровать. Через перегородку донеслись странные
глухие звуки, и я понял, что старик плачет. Сам не знаю почему, я
подумал о маме. Но назавтра надо было рано вставать. Есть не
хотелось, и я лег спать без ужина.
V
Раймон позвонил мне в контору. Он сказал, что один его
приятель, которому он про меня рассказывал, приглашает меня на
воскресенье за город, у него там домишко, вернее, лачуга. Я
сказал, что охотно бы поехал, да обещал провести воскресенье с
подружкой. Раймон тотчас объявил: пускай и подружка едет. Жена
приятеля только обрадуется, что будет не одна в мужской компании.
[59]
Я хотел сразу повесить трубку, патрон не любит, когда нам
звонят на службу. Но Раймон сказал - одну минуту, приглашение он
мог бы передать и вечером, но хочет меня еще кое о чем попросить.
За ним весь день ходят по пятам несколько арабов, в том числе брат
его бывшей любовницы.
- Если увидишь его вечером возле дома, когда вернешься,
предупреди меня.
Я сказал - непременно.
Немного погодя меня позвали к патрону, и мне стало досадно, я
подумал: сейчас он скажет, что надо поменьше разговаривать по
телефону и побольше работать. Но оказалось, ничего подобного. Он
объявил, что у него есть один план, пока еще неопределенный. И ему
любопытно услышать мое мнение. Он намерен открыть в Париже
отделение конторы, которое занималось бы делами прямо на месте,
вело бы там переговоры с крупными парижскими фирмами, - так вот,
не хочу ли я за это взяться? Можно жить в Париже и при этом
довольно много разъезжать.
- Вы молоды, и, мне кажется, такая работа должна прийтись вам
по вкусу.
Я сказал - пожалуй, хотя, в сущности, мне все равно. Тогда он
спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я
сказал, в жизни ничего не переменишь, все одно и то же, а мне и
так хорошо. У него стало недовольное лицо, и он сказал, вечно я
отвечаю не по существу, нет у меня никакого честолюбия, а это
очень плохо для дела. Тогда я опять пошел работать. Неприятно, что
он недоволен, но с какой стати я буду менять свою жизнь? Если
вдуматься, разве я несчастен? В студенческие годы были у меня
всякие честолюбивые мечты. Но когда пришлось бросить учение, я
очень быстро понял, что все это, в сущности, неважно.
Вечером пришла Мари и спросила, хочу ли я, чтобы мы
поженились. Я сказал, мне все равно, можно и пожениться, если ей
хочется. Тогда она захотела знать, люблю ли я ее. Я ответил, как и
в прошлый раз, что это не имеет значения, но, конечно, я ее не
люблю.
- Зачем же тогда на мне жениться? - спросила она.
Я объяснил, что это совершенно неважно, - отчего бы и не
пожениться, раз ей хочется. Ведь она сама об этом просит, а я
только соглашаюсь. Тогда она сказала, что брак - дело серьезное. Я
сказал:
- Нет.
Она осеклась и с минуту молча смотрела на меня. Потом опять
заговорила. Интересно знать, согласился бы я, если бы мне то же
самое предложила другая женщина, с которой я был бы связан такими
же отношениями? Я сказал:
- Разумеется.
Мари сказала, что и сама не понимает, любит ли она меня, но
этого я уж вовсе не знал. Она опять помолчала, потом пробормотала,
что я какой-то чудной, - конечно, за это она меня и любит, но,
может быть, когда-нибудь именно из-за этого я стану ей противен.
Мне нечего было прибавить, и я молчал; тогда она с улыбкой взяла
lem под руку и объявила, что хочет выйти за меня замуж. Я
ответил, когда ей угодно, тогда и поженимся, я не
[60]
против. Потом рассказал ей о предложении патрона, и Мари сказала,
что была бы очень рада повидать Париж. Я сказал, что когда-то жил
там, и она спросила, какой он, Париж. Я сказал:
- Там грязно. Всюду голуби и закопченные дворы. А кожа у людей
белая.
Потом мы вышли из дому и по широким улицам прошли через весь
город. Нам встречались красивые женщины, и я спросил Мари,
замечает ли она это. Она сказала, что да и что она меня понимает.
Некоторое время мы больше не разговаривали. Но я хотел, чтобы она
осталась со мной, и сказал: можно пообедать вдвоем у Селеста.
за ним, и на площадке мы расстались. Через минуту я услыхал шаги
старика, и он постучал ко мне. Я открыл, он потоптался на пороге и
сказал:
- Извините... прошу прощенья...
Я пригласил его войти, но он не вошел. Он потупился, его
покрытые коростой руки тряслись. Не поднимая глаз, он спросил:
- Скажите, господин Мерсо, у меня его не отнимут? Мне его
отдадут? А то что же со мной будет!
Я сказал, на живодерне собаку держат три дня, чтобы хозяин,
если пожелает, мог ее забрать, а уж потом распоряжаются ею по
своему усмотрению. Он долго молча глядел на меня. Потом сказал:
- Спокойной ночи.
И ушел к себе, я слышал, как он ходил по комнате взад-вперед.
Потом заскрипела кровать. Через перегородку донеслись странные
глухие звуки, и я понял, что старик плачет. Сам не знаю почему, я
подумал о маме. Но назавтра надо было рано вставать. Есть не
хотелось, и я лег спать без ужина.
V
Раймон позвонил мне в контору. Он сказал, что один его
приятель, которому он про меня рассказывал, приглашает меня на
воскресенье за город, у него там домишко, вернее, лачуга. Я
сказал, что охотно бы поехал, да обещал провести воскресенье с
подружкой. Раймон тотчас объявил: пускай и подружка едет. Жена
приятеля только обрадуется, что будет не одна в мужской компании.
[59]
Я хотел сразу повесить трубку, патрон не любит, когда нам
звонят на службу. Но Раймон сказал - одну минуту, приглашение он
мог бы передать и вечером, но хочет меня еще кое о чем попросить.
За ним весь день ходят по пятам несколько арабов, в том числе брат
его бывшей любовницы.
- Если увидишь его вечером возле дома, когда вернешься,
предупреди меня.
Я сказал - непременно.
Немного погодя меня позвали к патрону, и мне стало досадно, я
подумал: сейчас он скажет, что надо поменьше разговаривать по
телефону и побольше работать. Но оказалось, ничего подобного. Он
объявил, что у него есть один план, пока еще неопределенный. И ему
любопытно услышать мое мнение. Он намерен открыть в Париже
отделение конторы, которое занималось бы делами прямо на месте,
вело бы там переговоры с крупными парижскими фирмами, - так вот,
не хочу ли я за это взяться? Можно жить в Париже и при этом
довольно много разъезжать.
- Вы молоды, и, мне кажется, такая работа должна прийтись вам
по вкусу.
Я сказал - пожалуй, хотя, в сущности, мне все равно. Тогда он
спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я
сказал, в жизни ничего не переменишь, все одно и то же, а мне и
так хорошо. У него стало недовольное лицо, и он сказал, вечно я
отвечаю не по существу, нет у меня никакого честолюбия, а это
очень плохо для дела. Тогда я опять пошел работать. Неприятно, что
он недоволен, но с какой стати я буду менять свою жизнь? Если
вдуматься, разве я несчастен? В студенческие годы были у меня
всякие честолюбивые мечты. Но когда пришлось бросить учение, я
очень быстро понял, что все это, в сущности, неважно.
Вечером пришла Мари и спросила, хочу ли я, чтобы мы
поженились. Я сказал, мне все равно, можно и пожениться, если ей
хочется. Тогда она захотела знать, люблю ли я ее. Я ответил, как и
в прошлый раз, что это не имеет значения, но, конечно, я ее не
люблю.
- Зачем же тогда на мне жениться? - спросила она.
Я объяснил, что это совершенно неважно, - отчего бы и не
пожениться, раз ей хочется. Ведь она сама об этом просит, а я
только соглашаюсь. Тогда она сказала, что брак - дело серьезное. Я
сказал:
- Нет.
Она осеклась и с минуту молча смотрела на меня. Потом опять
заговорила. Интересно знать, согласился бы я, если бы мне то же
самое предложила другая женщина, с которой я был бы связан такими
же отношениями? Я сказал:
- Разумеется.
Мари сказала, что и сама не понимает, любит ли она меня, но
этого я уж вовсе не знал. Она опять помолчала, потом пробормотала,
что я какой-то чудной, - конечно, за это она меня и любит, но,
может быть, когда-нибудь именно из-за этого я стану ей противен.
Мне нечего было прибавить, и я молчал; тогда она с улыбкой взяла
lem под руку и объявила, что хочет выйти за меня замуж. Я
ответил, когда ей угодно, тогда и поженимся, я не
[60]
против. Потом рассказал ей о предложении патрона, и Мари сказала,
что была бы очень рада повидать Париж. Я сказал, что когда-то жил
там, и она спросила, какой он, Париж. Я сказал:
- Там грязно. Всюду голуби и закопченные дворы. А кожа у людей
белая.
Потом мы вышли из дому и по широким улицам прошли через весь
город. Нам встречались красивые женщины, и я спросил Мари,
замечает ли она это. Она сказала, что да и что она меня понимает.
Некоторое время мы больше не разговаривали. Но я хотел, чтобы она
осталась со мной, и сказал: можно пообедать вдвоем у Селеста.
|
|