| Авторы: |
Камю А |
Посторонний
А.Камю
ПОСТОРОННИЙ
Перевод Норы Галь
А.Камю. Избранное.
М., Радуга, 1988, сс.41-96
OCR: TextShare
В квадратных скобках [] номер страницы.
Номер страницы предшествует странице.
[41]
ЧАСТЬ I
I
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю. Получил
телеграмму из дома призрения: "Мать скончалась. Похороны завтра.
Искренне соболезнуем". Не поймешь. Возможно, вчера.
Дом призрения находится в Маренго, за восемьдесят километров
от Алжира. Выеду двухчасовым автобусом и еще засветло буду на
месте. Так что успею побыть ночью у гроба и завтра вечером
вернусь. Попросил у патрона отпуск на два дня, и он не мог мне
отказать - причина уважительная. Но видно было, что недоволен. Я
ему даже сказал: "Я ведь не виноват". Он не ответил. Тогда я
подумал - не надо было так говорить. В общем-то, мне нечего
извиняться. Скорей уж он должен выразить мне сочувствие. Но потом,
наверно, еще выразит - послезавтра, когда увидит меня в трауре. А
пока еще не похоже, что мама умерла. Вот после похорон все станет
ясно и определенно, так сказать - получит официальное признание.
Выехал двухчасовым автобусом. Было очень жарко. Позавтракал,
как всегда, в ресторане у Селеста. Там все огорчились за меня, а
Селест сказал: "Мать-то у человека одна". Когда я уходил, меня
проводили до дверей. Напоследок спохватился, что надо подняться к
Эмманюелю - взять взаймы черный галстук и нарукавную повязку. Он
месяца три назад схоронил дядю.
Чуть не упустил автобус, пришлось бежать бегом. Торопился,
бежал, да потом еще в автобусе трясло и воняло бензином, дорога и
небо слепили глаза, и от всего этого меня сморил сон. Проспал
почти до Маренго. А когда проснулся, оказалось - привалился к
какому-то солдату, он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я. Я
сказал "да", разговаривать не хотелось.
От деревни до дома призрения два километра. Пошел пешком.
Хотел сейчас же увидеть маму. Но привратник сказал - надо сперва
зайти к директору. А он был занят, и я немного подождал.
[42]
Пока ждал, привратник так и сыпал словами, а потом я увидел
директора, он принял меня в кабинете. Это старичок с орденом
Почетного легиона. Он посмотрел на меня ясными глазами. Потом
пожал мне руку и долго не выпускал, я уж и не знал, как ее отнять.
Он заглянул в какую-то папку и сказал:
- Госпожа Мерсо пробыла у нас три года. Вы были ее
единственной опорой..
Мне показалось, он меня в чем-то упрекает, и я начал было
объясняться. Но он перебил:
- Не надо оправданий, дружок. Я перечитал бумаги вашей
матушки. Вы были не в силах ее содержать. Она нуждалась в уходе, в
сиделке. Заработки у вас скромные. Если все принять во внимание, у
нас ей было лучше.
Я сказал:
- Да, господин директор.
Он прибавил:
- Понимаете ли, здесь ее окружали друзья, люди ее лет. У нее
нашлись с ними общие интересы, которых нынешнее поколение не
разделяет. А вы молоды, с вами она бы скучала.
Это верно. Когда мама жила со мной, она все время молчала и
только неотступно провожала меня глазами. В доме призрения она
первые дни часто плакала. Но это просто с непривычки. Через
несколько месяцев она стала бы плакать, если бы ее оттуда взяли.
Все дело в привычке. Отчасти из-за этого в последний год я там
почти не бывал. И еще потому, что надо было тратить воскресный
день, уж не говорю - тащиться до остановки, брать билет да два
часа трястись в автобусе.
Директор еще что-то говорил. Но я почти не слушал. Потом он
сказал:
- Вы, наверно, хотите видеть вашу матушку.
Я ничего не ответил и встал, он повел меня к двери. На
лестнице он стал объяснять:
- У нас тут своя небольшая мертвецкая, мы перенесли покойницу
туда. Чтобы не тревожить остальных. Каждый раз, как в нашем доме
кто-нибудь умирает, остальные на два-три дня теряют душевное
равновесие. И тогда затруднительно за ними ухаживать.
Мы пересекли двор, там было много стариков, они собрались
кучками и толковали о чем-то. Когда мы проходили мимо, они
смолкали. А за спиной у нас опять начиналась болтовня. Будто
приглушенно трещали попугаи. У низенькой постройки директор со
мной простился:
- Я вас покидаю, господин Мерсо. Но я к вашим услугам, вы
всегда найдете меня в кабинете. Погребение назначено на десять
часов утра. Мы полагали, что вы захотите провести ночь подле
усопшей. И еще одно: говорят, ваша матушка в беседах не раз
высказывала желание, чтобы ее похоронили по церковному обряду. Я
сам обо всем распорядился, но хочу вас предупредить.
Я поблагодарил. Мама хоть и не была неверующей, но при жизни
религией вовсе не интересовалась.
Вхожу. Внутри очень светло, стены выбелены известкой, крыша
стеклянная. Обстановка - стулья да деревянные козлы.
[43]
Посередине, на таких же козлах, закрытый гроб.
ПОСТОРОННИЙ
Перевод Норы Галь
А.Камю. Избранное.
М., Радуга, 1988, сс.41-96
OCR: TextShare
В квадратных скобках [] номер страницы.
Номер страницы предшествует странице.
[41]
ЧАСТЬ I
I
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю. Получил
телеграмму из дома призрения: "Мать скончалась. Похороны завтра.
Искренне соболезнуем". Не поймешь. Возможно, вчера.
Дом призрения находится в Маренго, за восемьдесят километров
от Алжира. Выеду двухчасовым автобусом и еще засветло буду на
месте. Так что успею побыть ночью у гроба и завтра вечером
вернусь. Попросил у патрона отпуск на два дня, и он не мог мне
отказать - причина уважительная. Но видно было, что недоволен. Я
ему даже сказал: "Я ведь не виноват". Он не ответил. Тогда я
подумал - не надо было так говорить. В общем-то, мне нечего
извиняться. Скорей уж он должен выразить мне сочувствие. Но потом,
наверно, еще выразит - послезавтра, когда увидит меня в трауре. А
пока еще не похоже, что мама умерла. Вот после похорон все станет
ясно и определенно, так сказать - получит официальное признание.
Выехал двухчасовым автобусом. Было очень жарко. Позавтракал,
как всегда, в ресторане у Селеста. Там все огорчились за меня, а
Селест сказал: "Мать-то у человека одна". Когда я уходил, меня
проводили до дверей. Напоследок спохватился, что надо подняться к
Эмманюелю - взять взаймы черный галстук и нарукавную повязку. Он
месяца три назад схоронил дядю.
Чуть не упустил автобус, пришлось бежать бегом. Торопился,
бежал, да потом еще в автобусе трясло и воняло бензином, дорога и
небо слепили глаза, и от всего этого меня сморил сон. Проспал
почти до Маренго. А когда проснулся, оказалось - привалился к
какому-то солдату, он мне улыбнулся и спросил, издалека ли я. Я
сказал "да", разговаривать не хотелось.
От деревни до дома призрения два километра. Пошел пешком.
Хотел сейчас же увидеть маму. Но привратник сказал - надо сперва
зайти к директору. А он был занят, и я немного подождал.
[42]
Пока ждал, привратник так и сыпал словами, а потом я увидел
директора, он принял меня в кабинете. Это старичок с орденом
Почетного легиона. Он посмотрел на меня ясными глазами. Потом
пожал мне руку и долго не выпускал, я уж и не знал, как ее отнять.
Он заглянул в какую-то папку и сказал:
- Госпожа Мерсо пробыла у нас три года. Вы были ее
единственной опорой..
Мне показалось, он меня в чем-то упрекает, и я начал было
объясняться. Но он перебил:
- Не надо оправданий, дружок. Я перечитал бумаги вашей
матушки. Вы были не в силах ее содержать. Она нуждалась в уходе, в
сиделке. Заработки у вас скромные. Если все принять во внимание, у
нас ей было лучше.
Я сказал:
- Да, господин директор.
Он прибавил:
- Понимаете ли, здесь ее окружали друзья, люди ее лет. У нее
нашлись с ними общие интересы, которых нынешнее поколение не
разделяет. А вы молоды, с вами она бы скучала.
Это верно. Когда мама жила со мной, она все время молчала и
только неотступно провожала меня глазами. В доме призрения она
первые дни часто плакала. Но это просто с непривычки. Через
несколько месяцев она стала бы плакать, если бы ее оттуда взяли.
Все дело в привычке. Отчасти из-за этого в последний год я там
почти не бывал. И еще потому, что надо было тратить воскресный
день, уж не говорю - тащиться до остановки, брать билет да два
часа трястись в автобусе.
Директор еще что-то говорил. Но я почти не слушал. Потом он
сказал:
- Вы, наверно, хотите видеть вашу матушку.
Я ничего не ответил и встал, он повел меня к двери. На
лестнице он стал объяснять:
- У нас тут своя небольшая мертвецкая, мы перенесли покойницу
туда. Чтобы не тревожить остальных. Каждый раз, как в нашем доме
кто-нибудь умирает, остальные на два-три дня теряют душевное
равновесие. И тогда затруднительно за ними ухаживать.
Мы пересекли двор, там было много стариков, они собрались
кучками и толковали о чем-то. Когда мы проходили мимо, они
смолкали. А за спиной у нас опять начиналась болтовня. Будто
приглушенно трещали попугаи. У низенькой постройки директор со
мной простился:
- Я вас покидаю, господин Мерсо. Но я к вашим услугам, вы
всегда найдете меня в кабинете. Погребение назначено на десять
часов утра. Мы полагали, что вы захотите провести ночь подле
усопшей. И еще одно: говорят, ваша матушка в беседах не раз
высказывала желание, чтобы ее похоронили по церковному обряду. Я
сам обо всем распорядился, но хочу вас предупредить.
Я поблагодарил. Мама хоть и не была неверующей, но при жизни
религией вовсе не интересовалась.
Вхожу. Внутри очень светло, стены выбелены известкой, крыша
стеклянная. Обстановка - стулья да деревянные козлы.
[43]
Посередине, на таких же козлах, закрытый гроб.
|
|