XII. Да, суеверие, утверждаю я, более оскорбительно для бога, чем атеизм. “Я предпочел бы,— говорит Плутарх,— чтобы думали, что Плутарха вовсе не было на свете, нежели чтобы считали его несправедливым, сердитым, непостоянным, ревнивым, мстительным — словом, таким, каким он ни за что не хотел бы быть”.

XIII. Только деист может противостоять атеисту. Суеверному человеку не хватит на это сил. Его бог — не более чем плод воображения. Кроме трудностей, обусловленных самим предметом, он не защищен от всех тех трудностей, которые проистекают от ложности его собственных понятий. Какой-нибудь К... или Ш... были бы в тысячу раз опаснее для Ванини, чем Николи и Паскали всего мира.

XIV. Паскаля отличала честность; но он был боязлив и легковерен. Изящный писатель и глубокий мыслитель, он, без сомнения, сумел бы пролить свет на тайны мироздания, если бы провидение не отдало его в руки людей, которые принесли его талант в жертву своей злобе. Как было бы хорошо, если бы он предоставил современным ему богословам разбирать свои дрязги, а сам отдался бы поискам истины без оглядки и без боязни оскорбить бога, употребив весь ум, который он от него получил, и особенно если бы он не считал своими учителями людей, недостойных быть его учениками! К нему вполне применимо то, что остроумный Ламот говорил о Лафонтене: он был достаточно глуп, чтобы считать Арно, де Саси и Николя более значительными людьми, чем он сам.

XV. “Я говорю вам, что никакого бога нет; что сотворение мира — пустая фантазия; что вечность мира не более затруднительна для мысли, чем вечность духа; что из-за моей неспособности постигнуть, как могло движение породить эту вселенную, которую оно так превосходно сохраняет, было бы смешно предполагать, ради устранения этой трудности, бытие существа, которое для меня столь же непостижимо; что если чудеса мира физического обнаруживают некий ум, то беспорядок в нравственном мире уничтожает всякое провидение. Я говорю вам, что если все создано богом, то все должно обладать наибольшим совершенством, какое только возможно; ибо если не все обладает наибольшим возможным совершенством, значит, в боге есть бессилие или злая воля. Именно в этом пункте для меня остается неясным вопрос о его существовании;

а раз так, то помогут ли мне ваши разъяснения? Если бы даже было доказано (а это на самом деле не доказано), что всякое зло служит источником какого-нибудь блага, что ко благу привели гибель Британика, лучшего из государей, и царствование Нерона, негоднейшего из людей,— то как доказать, что нельзя было достигнуть той же цели, не прибегая к тем же средствам? Допускать пороки для вящего блеска добродетелей — значит компенсировать весьма легковесным преимуществом очень тяжелое бедствие”.

“Таковы,— говорит атеист,— мои возражения; что вы можете ответить?.. Что я злодей и что если бы мне нечего было бояться бога, то я не стал бы отрицать его существование?” Оставим эту фразу любителям ораторских приемов; она может быть, грешит против истины, она воспрещается правилами учтивости и не свидетельствует о большом милосердии. Если человек ошибается, не веруя в бога, разве это дает нам основания оскорблять его? К поношениям прибегает лишь тот, кто не находит доказательств. Можно поставить сто против одного, что из двух спорящих рассердится тот, кто неправ. “Ты хватаешься за свой перун, вместо того чтобы ответить,— сказал Менипп Юпитеру,— так, значит, ты неправ?”

XVI. Одного человека как-то спросили, существуют ли настоящие атеисты. Вы думаете, ответил он, что существуют настоящие христиане?

XVII. Все ухищрения метафизики не стоят одного аргумента ad hoininem. Чтобы убедить, иногда бывает достаточно вызвать ощущение — физическое или моральное. С помощью палки одному пирронисту было доказано, что он ошибается, отрицая существование палки. Картуш мог бы с пистолетом в руке преподать Гоббсу такой урок:

“Кошелек или жизнь! Мы здесь одни, я сильнее тебя, и между нами не может быть речи о справедливости”.

XVIII. Не рукою метафизики нанесены атеизму тягчайшие удары. Возвышенные размышления Мальбранша и Декарта не так поколебали материализм, как одно наблюдение Мальпиги. Если эта опасная гипотеза подорвана в наши дни, то заслуга здесь принадлежит экспериментальной физике. Только в произведениях Ньютона, Мушенбрука, Гартсукера и Нивентийта были найдены данные, убедительно доказывающие бытие всемудрого существа. Благодаря этим великим людям мир уже не бог, а машина с колесами, веревками, шкивами, пружинами и гирями.