Скачать 18.6 Кбайт
Беседа с аббатом бартелеми о молитве, боге, душе, будущей жизни и пр.
..
Так что один из ваших собратьев, аббат де Лонгрю, который
занимается халдеями и древней Францией, как вы
занимаетесь греками, полагает, что если судить по тому,
сколько крови было пролито во имя религий, то они
принесли больше зла, чем добра.
Аббат. Конечно, де Лонгрю ученый, но он слишком
экстравагантен. Во всяком случае, дорогой философ, каковы
бы ни были эти религии, без них вы обойтись не можете.
Дидро. Не можем?
Аббат. Нет, и никогда не сможете; народ всегда будет
нуждаться в каких-нибудь обрядах при браках и рождениях,
в погребальном пении, в трауре при похоронах, в святой
воде для окропления могил. Иначе он боялся бы уподобиться
животным, которые совокупляются и умирают без всяких
обрядов и трупы которых кидают потом в навозную кучу.
Дидро. Позвольте, аббат, разве мы не родим совершенно так
же, как животные? Разве мы не дышим и не едим, как они?
Разве мы не схожи с ними во всех отправлениях нашего
организма? Разве Соломон не учит нас, что существование
человека не отличается от существования животного и что
после человека остается не больше, чем после животного? К
чему же такое резкое разграничение и это презрение?
Животные являются и должны быть для нас меньшими
братьями; у них, правда, несколько меньше разума, чем у
нас, но те же потребности, те же желания, те же
страсти... Неужели, по-вашему, мы должны отказаться от
еды, чтобы не походить на животных?
Аббат. Мы должны стремиться не походить на них в дурном.
Мы должны стараться, по возможности, обращать свои
помыслы к небу.
Дидро. А также наши взоры: Os sublime dedit.
Аббат. Конечно!
Дидро. Еще один вопрос тревожит меня и не дает мне покоя.
Миллионы и миллиарды звезд носятся в бесконечном
пространстве, и они обитаемы, подобно нашему маленькому
земному шару. Так думают, по крайней мере. Так вот,
неужели обитатели этих миров также совершили первородный
грех, или оригинальный грех — да, да! оригинальный — и
нуждаются в искупителе-мессии, в девственнице, которая
рожает?.. (Игра слов: original — первородный; original —
самобытный, оригинальный)
Аббат. Вы слишком много хотите знать, дорогой философ.
Для таких любопытных, как вы, и уготован ад.
Дидро. Вы шутник! Вы принимаете меня за Демаи.
Аббат. Нисколько. Но так как вы сами признаете, что все
эти вопросы обсуждаются безрезультатно уже от самого
сотворения мира, я вас спрашиваю: какая польза продолжать
спорить по этим вопросам?
Дидро. На этот раз, аббат, я слышу из ваших уст золотые
слова. Мы попусту теряем время. Паскаль предупреждал нас
об этом: всякий философский спор, говорил он, даже вся
философия не стоит и часа труда.
Аббат. Это относится к нашей, человеческой, земной
философии, но...
Дидро. Ах, богословие! Оно в тысячу раз хуже! Аббат. И
все-таки человек инстинктивно и неизбежно обращает и
будет обращать свои взоры к небу. И никогда стремление к
потустороннему миру не покинет его, не угаснет в нем. И
заметьте, между прочим, что мы, христиане, обладаем
надежным руководством поведения: мы имеем свод законов,
кодекс, или, точнее говоря, катехизис. А у вас этого пет
и не может быть. Дидро. Гм! Гм!
Аббат. Да, не может быть. Нельзя создавать законы, нельзя
учить людей, имея в запасе только отрицание и сомнение.
Чтобы учить людей и составлять своды законов, надо иметь
ряд бесспорных положений, и в особенности тогда, когда
речь идет о том, что затрагивает нас всего ближе,— о
вековечных и самых насущных для нас вопросах: о нашем
происхождении, о создании человека, о сотворении мира...
Дидро. В шесть дней с отдыхом на седьмой.
Аббат. У нас есть катехизис, и в этом наша сила.
Дидро. Кроме того, у вас имеются обряды, о которых вы
только что говорили, крестные ходы, праздники,
песнопения, органы, всякого рода музыка, все эти
замечательно искусно поставленные зрелища, цель которых —
привлечь, пленить и покорить толпу. Вот еще одна из
причин вашего успеха и вашей силы. Я не забываю, дорогой
аббат, ни одного из ваших преимуществ. Но мы, философы,
не будем отрицать и наших преимуществ и констатируем, что
мы преуспели, что мы совершили громадный и бесспорный
прогресс. Недавно отец Уп рассказывал мне в Гранвале, что
когда в одной швейцарской деревне католический священник
куда-то отлучился или заболел, вместо него пришел
протестантский пастор, который стал выполнять обязанности
этого священника; вечером он обучал католических детей их
катехизису, а утром преподавал закон божий маленьким
протестантам; все это происходило в одном и том же
помещении, которое было, таким образом, одновременно или,
точнее, поочередно то католическим костелом, то
протестантской киркой.
Аббат. Но я думаю, что этот пастор не дошел до того,
чтобы решиться служить обедню?
Дидро. Пока еще нет, но мы придем и к этому. Терпимость
постепенно внедряется и проникает всюду.
Так что один из ваших собратьев, аббат де Лонгрю, который
занимается халдеями и древней Францией, как вы
занимаетесь греками, полагает, что если судить по тому,
сколько крови было пролито во имя религий, то они
принесли больше зла, чем добра.
Аббат. Конечно, де Лонгрю ученый, но он слишком
экстравагантен. Во всяком случае, дорогой философ, каковы
бы ни были эти религии, без них вы обойтись не можете.
Дидро. Не можем?
Аббат. Нет, и никогда не сможете; народ всегда будет
нуждаться в каких-нибудь обрядах при браках и рождениях,
в погребальном пении, в трауре при похоронах, в святой
воде для окропления могил. Иначе он боялся бы уподобиться
животным, которые совокупляются и умирают без всяких
обрядов и трупы которых кидают потом в навозную кучу.
Дидро. Позвольте, аббат, разве мы не родим совершенно так
же, как животные? Разве мы не дышим и не едим, как они?
Разве мы не схожи с ними во всех отправлениях нашего
организма? Разве Соломон не учит нас, что существование
человека не отличается от существования животного и что
после человека остается не больше, чем после животного? К
чему же такое резкое разграничение и это презрение?
Животные являются и должны быть для нас меньшими
братьями; у них, правда, несколько меньше разума, чем у
нас, но те же потребности, те же желания, те же
страсти... Неужели, по-вашему, мы должны отказаться от
еды, чтобы не походить на животных?
Аббат. Мы должны стремиться не походить на них в дурном.
Мы должны стараться, по возможности, обращать свои
помыслы к небу.
Дидро. А также наши взоры: Os sublime dedit.
Аббат. Конечно!
Дидро. Еще один вопрос тревожит меня и не дает мне покоя.
Миллионы и миллиарды звезд носятся в бесконечном
пространстве, и они обитаемы, подобно нашему маленькому
земному шару. Так думают, по крайней мере. Так вот,
неужели обитатели этих миров также совершили первородный
грех, или оригинальный грех — да, да! оригинальный — и
нуждаются в искупителе-мессии, в девственнице, которая
рожает?.. (Игра слов: original — первородный; original —
самобытный, оригинальный)
Аббат. Вы слишком много хотите знать, дорогой философ.
Для таких любопытных, как вы, и уготован ад.
Дидро. Вы шутник! Вы принимаете меня за Демаи.
Аббат. Нисколько. Но так как вы сами признаете, что все
эти вопросы обсуждаются безрезультатно уже от самого
сотворения мира, я вас спрашиваю: какая польза продолжать
спорить по этим вопросам?
Дидро. На этот раз, аббат, я слышу из ваших уст золотые
слова. Мы попусту теряем время. Паскаль предупреждал нас
об этом: всякий философский спор, говорил он, даже вся
философия не стоит и часа труда.
Аббат. Это относится к нашей, человеческой, земной
философии, но...
Дидро. Ах, богословие! Оно в тысячу раз хуже! Аббат. И
все-таки человек инстинктивно и неизбежно обращает и
будет обращать свои взоры к небу. И никогда стремление к
потустороннему миру не покинет его, не угаснет в нем. И
заметьте, между прочим, что мы, христиане, обладаем
надежным руководством поведения: мы имеем свод законов,
кодекс, или, точнее говоря, катехизис. А у вас этого пет
и не может быть. Дидро. Гм! Гм!
Аббат. Да, не может быть. Нельзя создавать законы, нельзя
учить людей, имея в запасе только отрицание и сомнение.
Чтобы учить людей и составлять своды законов, надо иметь
ряд бесспорных положений, и в особенности тогда, когда
речь идет о том, что затрагивает нас всего ближе,— о
вековечных и самых насущных для нас вопросах: о нашем
происхождении, о создании человека, о сотворении мира...
Дидро. В шесть дней с отдыхом на седьмой.
Аббат. У нас есть катехизис, и в этом наша сила.
Дидро. Кроме того, у вас имеются обряды, о которых вы
только что говорили, крестные ходы, праздники,
песнопения, органы, всякого рода музыка, все эти
замечательно искусно поставленные зрелища, цель которых —
привлечь, пленить и покорить толпу. Вот еще одна из
причин вашего успеха и вашей силы. Я не забываю, дорогой
аббат, ни одного из ваших преимуществ. Но мы, философы,
не будем отрицать и наших преимуществ и констатируем, что
мы преуспели, что мы совершили громадный и бесспорный
прогресс. Недавно отец Уп рассказывал мне в Гранвале, что
когда в одной швейцарской деревне католический священник
куда-то отлучился или заболел, вместо него пришел
протестантский пастор, который стал выполнять обязанности
этого священника; вечером он обучал католических детей их
катехизису, а утром преподавал закон божий маленьким
протестантам; все это происходило в одном и том же
помещении, которое было, таким образом, одновременно или,
точнее, поочередно то католическим костелом, то
протестантской киркой.
Аббат. Но я думаю, что этот пастор не дошел до того,
чтобы решиться служить обедню?
Дидро. Пока еще нет, но мы придем и к этому. Терпимость
постепенно внедряется и проникает всюду.
|
|