* "Второе я" (лат.).

Когда женщине у сапотеков (Центральная Америка) приходило время рожать, ее родня собиралась в хижине и принималась рисовать на полу фигурки разных животных, стирая изображения, как только они были закончены. Это занятие не прекращалось до разрешения женщины от бремени, и фигурка, которая была нарисована на полу в момент родов, получала название "второе я" ребенка. "Когда ребенок подрастал, он обзаводился этим животным и заботливо за ним ухаживал, потому что, по местному поверью, его жизнь и благополучие были связаны с жизнью и благополучием этого животного и умереть им было суждено одновременно", точнее, за смертью животного должна была сразу же последовать смерть человека. Нагуал, или науал, называется у индейцев Гватемалы и Гондураса "одушевленный или неодушевленный предмет, чаще всего животное, связанное одной нитью с конкретным человеком, так что его здравие и благополучие находятся в зависимости от судьбы нагуала". По сообщению одного старого автора, многие из индейцев Гватемалы "по наущению дьявола верят, что жизнь их зависит от жизни такого-то зверя, которого они считают своим духом-хранителем и полагают, что со смертью этого зверя наступит и их смерть; что, когда гонятся за ним, у них самих учащается сердцебиение; что, когда он падает без сознания, и они лишаются чувств. Да что там, случается, что по наущению дьявола они принимают обличье этого зверя (свой выбор они чаще всего останавливают на самце или самке оленя, льве, тигре, собаке или орле), и в таком виде их обстреливают и ранят". Индейцы не сомневались, что за смертью их нагуала последует их собственная смерть. Предание гласит, что в первых битвах с испанцами на плоскогорье Кветцальтенанго вожди индейцев принимали участие в виде нагуалей-змей. Особенно выделялся нагуал верховного вождя – огромных размеров птица с великолепным зеленым оперением. Эту птицу насмерть поразил своим копьем испанский полководец Педро да Альварадо, и в то же мгновение замертво упал сам вождь.

Мужчины и женщины большей части племен Юго-Восточной Австралии относились ко многим видам животных в основном так же, как индейцы Центральной Америки относились к нагуалям, с той лишь разницей, что индейцу была известна конкретная особь, с которой связана его жизнь, а австралийцы знали только, что их жизнь связана с некой особью определенного вида, но не знали, с какой именно. В результате мужчина-австралиец брал под свою защиту всех животных данного вида, от которого зависела жизнь мужчин, а женщина так же поступала по отношению к виду, в зависимости от которого находилась жизнь женщин. Известно было одно: за смертью любой особи соответствующего вида последует его – или ее – смерть, подобно тому как за умерщвлением птицы с зеленым оперением последовала смерть вождя индейцев, а за умерщвлением попугая – смерть Пунчкина в сказке. Например, члены племени вотьобалук в Юго-Восточной Австралии "полагают, что в летучей мыши заключена жизнь мужчины, а в козодое жизнь женщины; умерщвление каждого из таких животных сокращает кому-нибудь из мужчин или женщин жизнь. В результате у каждого мужчины и женщины на становище возникали опасения, что жертвой могут стать он или 0!:а. Из-за этого случались настоящие сражения. Насколько мне известно, в этих схватках мужчин с женщинами нельзя было предсказать заранее, какая сторона одержит победу, ибо иногда женщины задавали мужчинам изрядную трепку своими заостренными палками, но мужчины нередко ранили и убивали своими копьями женщин. Поговорка вотьобалук гласит, что летучая мышь является "братом" мужчины, а козодой – "женой". У различных племен виды животных, с которыми считалась связанной жизнь представителей обоих полов, были разными. Так, у вотьобалук летучая мышь являлась специфически мужским животным, а у ганбауэр-криков, живущих в низовьях реки Муррей, она была женским животным, туземцы не убивали ее на том основании, что "если ее убить, кто-нибудь из женщин умрет". Но с каким бы конкретным видом животных ни связывалась жизнь женщин и мужчин, само это верование, как и схватки, к которым оно давало повод, насколько известно, было распространено почти по всей Юго-Восточной Австралии (не исключено, что зона распространения этого суеверия была куда более широкой). Верование это, как и возникавшие из-за него столкновения, носило глубинный характер. У некоторых племен района Виктория "летучая мышь имеет отношение к мужчинам, которые ее всячески защищают и до полу смерти избивают из-за нее всех, даже собственных жен". Женским тотемом является козодой обыкновенный, и, хотя эта зловещая птица по ночам нагоняет ужас своими криками, женщины ее ревниво оберегают. Если мужчине случается убить козодоя, женщины приходят в такую ярость, словно речь идет об их собственном ребенке, и избивают его длинными шестами.

Ревностная защита и покровительство, которые австралийские мужчины и женщины оказывают летучей мыши и козодою как половым тотемам, покоятся не только на соображениях сугубо эгоистического порядка. Ведь абориген верит, что с жизнью тех или иных летучих мышей связана не только его собственная жизнь, но и жизнь его отца, братьев, сыновей и т.