Неудивительно поэтому, что затмение солнца часто приводило его в панику, и он склонялся к мысли, что солнце пли луна и на самом деле погибнут, если он не поднимет крик и не будет метать в воздух свои жалкие стрелы, чтобы защитить светила от чудовища, которое грозит их поглотить. Неудивительно и то, что он приходит в трепет, когда ночную мглу неожиданно прорезает вспышка метеора или же когда небесный свод вдруг освещается мерцающим светом северного сияния. Даже на природные явления, регулярно повторяющиеся в раз и навсегда установленные промежутки времени, он мог взирать с опасением до тех пор, пока не осознал в их повторении закономерности. Осознание таких периодических н.чи циклических изменений в природе зависит главным образом от длительности соответствующего цикла. Например, везде, кроме полярных регионов, цикл смены дня и ночи так короток и, следовательно, так част, что люди в скором времени перестали серьезно опасаться за его регулярность, хотя древние египтяне, как мы видели, ежедневно совершали магические обряды для того, чтобы утром увидеть на востоке возвращение огненного светила, которое каждый вечер исчезало на розовеющем западе. Однако с круговоротом времен года дело обстоит совсем иначе. Год является для любого человека довольно длительным периодом времени. Для дикаря с его короткой памятью и несовершенными средствами измерения времени год мог оказаться столь длинным, что он и вовсе не осознавал его как цикл и наблюдал изменения, происходящие в течение года на земле и на небесах, с неизменным удивлением, попеременно поддаваясь то радости, то отчаянию, то падая духом, а то ликуя в зависимости от чередования света и жары, от изменении в растительной и животной жизни, которая способствовала его благополучию или же угрожала его существованию. Осенью, когда резкие порывы ветра кружили по лесу поблекшие листья, мог ли первобытный человек при взгляде на оголенные ветви быть уверен в том, что они вновь зазеленеют? Видя, как при наступлении полярной ночи солнце день за днем опускается все ниже, мог ли он быть уверен, что когда-нибудь это светило возвратится на свой небесный путь? Даже убывающая луна, чей бледный серп становился с каждой ночью все тоньше и тоньше, могла вызвать опасения, что однажды она исчезнет совсем.

Эти и тысяча других подобных страхов должны были тревожить душу и занимать воображение человека, который впервые начал задумываться над тайнами мира, где он жил, человека, мысли которого стали проникать в более отдаленное будущее, нежели завтрашний день. Естественно поэтому, что, мучимый подобными опасениями, он делал все возможное для того, чтобы возвратить ветвям листву, вернуть на летний путь солнце, восстановить круглую форму серебряного ночного светила. Мы можем, если угодно, снисходительно улыбаться на эти напрасные попытки. Но лишь благодаря длительным сериям экспериментов, многие из которых неизбежно кончались неудачей, человек познал тщетность одних методов и плодотворность других. Таким образом, магические обряды – это не что иное, как неудавшиеся опыты, которые повторялись единственно потому, что экспериментатор не был уверен в их удаче. С прогрессом познания эти обряды прекратили свое существование или продолжали отправляться в силу привычки, тогда как причина их появления на свет давным-давно была предана забвению. Итак, потеряв свое высокое назначение, не будучи рассматриваемы более как торжественные обряды, от пунктуального выполнения которых зависит благополучие и само существование общины, они постепенно опустились до уровня карнавалов, пантомим и развлечений. И наконец, на последней стадии вырождения эти обряды, когда-то всерьез занимавшие взрослых и мудрых людей, становятся праздной детской забавой. Именно на этой последней стадии мы и застаем ныне наиболее древние магические обряды наших европейских предков. И даже из этого последнего прибежища их быстро вымывает поднимающаяся волна многочисленных новообразований морального, интеллектуального и социального порядка, которые влекут человечество к новой, неведомой цели. Мы можем испытывать естественное сожаление по поводу исчезновения причудливых обычаев и живописных обрядов, донесших до нашей эпохи, которую многие считают тусклой и прозаической, аромат и свежесть древних времен, дыхание весны мира. Однако нашего сожаления поубавится, когда мы вспомним, что эти прелестные церемонии, эти кажущиеся ныне невинными развлечения суть дети невежества и предрассудков. Представляя собой летопись человеческих стремлений, они наряду с этим являются памятниками бесплодного искусства. истраченного понапрасну труда и разбитых надежд. И, несмотря на все украшения – цветы, ленты, музыку, на них лежит неизгладимый налет скорее трагедии, чем фарса.

Объяснение, которое я вслед за В. Маннхардтом попытался дать этим церемониям, получило веское подтверждение благодаря открытию, сделанному уже после написания этой книги: дело в том, что туземцы Центральной Австралии регулярно совершают магические церемонии с целью пробуждения спящих сил природы в преддверии сезона, который можно назвать австралийской весной.