Вопреки тому, что столь противоположные факторы обычно считаются набором дихотомий, автор книги подходит к их рассмотрению иначе. По его мнению, на все это нужно смотреть как на тенденцию к единству и борьбе противоположностей. Этот взгляд разделяют и некоторые другие авторы – те, кто думают динамично и считают более простым и естественным мыслить скорее холистически, чем атомистически, скорее целенаправленно, чем механистически и т. д. Тут вполне уместно также определение "организменный" – в трактовке Гольдштейна.

Такой интерпретации противостоит организованная, единая точка зрения, которая одновременно является атомистической, таксономической, статической, каузальной и просто механистической. Люди, мыслящие в рамках атомизма, в свою очередь считают более естественным думать статически, чем динамически, механистически, чем целенаправленно и т. д. Эту общую точку зрения я буду называть общеатомистической. Лично у меня нет никаких сомнений в том, что можно продемонстрировать не только то, что эти взгляды имеют тенденцию к совместному развитию, но и то, что по логике вещей они должны развиваться совместно.

Здесь необходимо сделать несколько специальных замечаний о концепции причинности. На мой взгляд, она не просто есть одним из аспектов общей атомистической теории, но имеет первостепенное значение; большинство авторов, писавших о психологи, относились к ней с незаслуженным пренебрежением. Эта концепция лежит в самом сердце атомизма и выступает естественным, даже непременным его следствием. Если кто-то видит мир как скопление внутренне независимых реально существующих объектов, то ему все равно не избежать объяснения очевидного феномена их взаимодействия друг с другом. Первая попытка разрешить эту проблему привела к появлению идеи: объяснить все с помощью простой модели бильярдных шаров, в которой один изолированный предмет воздействует на другой изолированный предмет, но при этом каждый из них продолжает оставаться самим собой. Правильность такого взгляда легко отстаивать, и он казался абсолютно верным до тех пор, пока картина мира основывалась на старых представлениях физики. Но прогресс физики и химии поставил вопрос о необходимости модификации подобных взглядов. Так. в наши дни наиболее софистические доказательства обычно представляются в терминах множественной причинности. Общепризнанно, что внутренние связи нашего мира слишком сложны и запутаны, чтобы описывать их так же, как описывается движение шаров по бильярдному столу. Однако часто бывает так, что в качестве ответа на новые требования предлагается просто усложнить исходную идею, не подвергая ее фундаментальной реорганизации. В итоге вместо одной причины мы получаем несколько, но при этом подразумевается то же, что и прежде: что они действуют изолированно и независимо друг от друга. Теперь в бильярдный шар ударяется не один, а десять шаров одновременно, и мы должны просто выполнить более сложные вычисления, чтобы понять происходящее. Суть методики сводится к тому же элементарному суммированию независимых предметов для получения "and-sum" (итогового), как называл это Вертхаймер. По-прежнему не ощущается потребности в фундаментальном рассмотрении случившегося в комплексе. Каким бы сложным ни было явление, все равно в его описании все остается по-старому. Но для того, чтобы более соответствовать растущим потребностям, такое понятие как "причина" все сильнее и сильнее растягивается – и это длится до тех пор, пока однажды не оказывается, что претерпевшая столь существенные изменения концепция уже не имеет ничего общего со старой – за исключением исторических связей. Хотя, по правде сказать, даже столь разные на вид концепциивсе равно остаются по сути схожими, так как продолжают отражать прежний взгляд на мир.

Несостоятельность теории причинности со всей очевидностью проявилась при рассмотрении личностных данных. Легко можно доказать, что в каждом личностном синдроме присутствуют не только причинные связи. А это говорит о том, что, если мы будем использовать причинную терминологию, то нам придется признать, что каждая часть синдрома выступает одновременно и причиной, и следствием влияния любой другой его части или любой группы его частей; далее, нам придется признать, что каждая часть выступает причиной или следствием того целого, часть которого он составляет. Такой абсурдный вывод будет единственно возможным, если мы будем пользоваться исключительно причинной концепцией. Даже если в своих попытках соответствовать требованиям ситуации мы внедрим более современную концепцию циркулярной или реверсивной причинности, то все равно мы не сможем досконально описать ни взаимоотношения внутри синдрома, ни взаимосвязи части с целым.

Но это не единственный недостаток причинной терминологии, с которой нам приходится иметь дело. Возникают также сложные проблемы с описанием взаимодействий или взаимовлияний между синдромом в целом и всеми теми силами, что действуют на него "снаружи".