Однако данные исследований психопатологии и феномена психотерапии наглядно показали нам необходимость внесения существенных поправок в предложенную им иерархию, необходимость равного уважения как к рациональным, так и к эмоциональным, как к конативным, так и к побудительным аспектам нашей природы. Результаты эмпирических исследований, посвященных изучению феномена здоровой личности, все больше убеждают нас в том, что вышеупомянутые аспекты человеческой природы не только не противоречат друг другу, но и могут находиться в отношениях синергизма, в отношениях взаимовыгодного сотрудничества. Здоровый человек целостен и интегрирован. Только невротик утратил присущую человеку способность жить в согласии с собственной природой, только у него разум находится в постоянном конфликте с эмоциями. Аристотелевское противопоставление разума другим аспектам человеческой природы стало причиной и ошибочного понимания эмоций и позывов, и неверного истолкования самого понятия "разум". Лишь сейчас мы начинаем осознавать необходимость отказа от прежних концепций рациональности. Эрих Фромм писал: "Разум, приставленный сторожить несчастного узника – человеческую природу – сам утратил свободу, а в результате оба начала человеческой природы – и рациональное, и эмоциональное, оказались в заточении" (148). Тысячу раз прав Фромм, когда говорит о том, что самосознание есть не столько продукт интеллектуального процесса, сколько процесс воплощения в действительность всех заложенных в человеке тенденций, активного осуществления присущих человеку возможностей – интеллектуальных, эмоциональных и инстинктоидных.

Только постигнув дальние пределы человеческого развития, познав, каким может быть человек при хороших условиях существования, и признав, что только самовоплощение и самоактуализация приносят человеку счастье, душевный покой и гармонию, мы сможем, наконец, понять, что такое хорошо и что такое плохо, что правильно и что неправильно, что полезно и что вредно для человека.

Лукавый философ, философ-технократ может спросить меня: "А чем вы докажете, что человеку лучше быть счастливым, чем несчастным?" Но даже на этот иезуитский вопрос можно ответить эмпирически; достаточно просто понаблюдать за людьми, чтобы понять, что все они, они, а не наблюдатель, совершенно спонтанно, естественно выбирают то, что делает их счастливыми, спокойными, радостными или умиротворенными. Другими словами, каждый человек стремится к хорошему, а не к дурному (если, конечно, он более-менее здоров и если он живет в условиях, хоть сколько-нибудь благоприятствующих этому стремлению).

Эти же наблюдения помогут нам найти достойный ответ многим ложным суждениям причинно-следственного типа "Если хочешь X, нужно делать У" ("Если хочешь жить дольше, нужно есть витамины"). Сейчас у нас появляется возможность определить истинные причинно-следственные связи. Мы уже знаем, что на самом деле нужно человеку, мы знаем, что человек стремится к любви, к безопасности, к счастью, к долголетию, к душевному покою, к знаниям и т.п. Поэтому нам уже нет нужды говорить: "Если хочешь быть счастливым, то...". Вместо этого мы можем сказать: "Если ты здоровый представитель рода человеческого, то...".

Утверждение о том, что человек изначально устремлен к счастью, благополучию, здоровью, столь же эмпирично, как наши заявления о том, что собака любит мясо, что аквариумным рыбкам нужна свежая вода, что цветы тянутся к солнцу. Его нельзя воспринимать как чисто оценочное заявление, оно одновременно и нормативно, и дескриптивно. (Для нормативно-дескриптивных понятий я однажды предложил термин сплавленное понятие (314).)

И еще несколько слов – специально для тех из моих коллег-философов, которые привыкли четко обозначать, чем человек есть на самом деле, и чем он должен быть. Им я готов предложить следующую формулу: То, чем мы можем стать, равно тому, чем мы должны быть. Заметьте, если мы подходим к вопросу эмпирически, с научной точки зрения, если мы ставим перед собой задачу описать реально существующие факты и явления, то мы не станем употреблять слово должен, оно становится совершенно неуместным, – ведь нам же не приходит в голову говорить о том, каким должен быть гладиолус или лев. Такая постановка вопроса лишена всякого смысла. То же самое верно и в отношении ребенка.

Мне думается, что, рассуждая о человеке, правильнее было бы говорить о том, каков он есть и каким он может быть. Нам известно, что личность многослойна, мы говорим о разных уровнях ее организации. Бессознательное и сознательное, пусть даже порой и противостоят друг другу, все же равноположные образования, все-таки существуют одновременно. Так же и о том, что лежит на поверхности, можно сказать, что оно есть, что оно действительно, но и другое, то, что спрятано в глубинах личности, тоже существует, оно может выйти на поверхность, может стать осознанным, столь же действительным, как первое.

Оказавшись в такой системе координат, мы уже не станем недоумевать, почему мы должны признавать доброту и способность к отзывчивости за людьми, чье поведение оставляет желать лучшего.