Швейцеру? Кто из вас станет великим лидером?". Обычно все начинают смущаться и хихикать, пока я не задаю вопрос: "Если не вы, то кто?". Подобным же образом я подталкиваю своих аспирантов к высокому уровню притязаний, спрашивая: "Какие великие книги вы втайне планируете написать?". И опять-таки они часто смущаются, запинаются и стараются уйти от ответа. Но разве я не должен задавать такой вопрос? Кто еще напишет книги по психологии, если не психологи? Поэтому я могу спросить каждого из них: "Ты не хочешь быть психологом?" – "Хочу", – следует ответ "Но разве ты учишься, чтобы стать безгласным или пассивным психологом? Какой в этом толк? Это не лучший путь к самоактуализации. Нет, ты должен хотеть стать первоклассным психологом, самым лучшим, каким только способен стать. Если сознательно планировать достигнуть меньше, чем ты способен, то предупреждаю, что ты будешь глубоко несчастен всю оставшуюся жизнь, отказываясь от своих способностей и возможностей".

Мы не только занимаем двойственную позицию по отношению к нашим собственным высшим возможностям. Мы также постоянно – и, вероятно, неизбежно – проявляем противоречивое и двойственное отношение к этим высшим возможностям других людей и человека вообще. Разумеется, мы любим хороших людей, святых честных, доброжелательных, чистых, восхищаемся ими. Но разве можно, заглянув в глубины человеческого естества, не признать наличие смешанных, а часто даже враждебных чувств по отношению к святым людям? Или к очень красивым женщинам и мужчинам? Или к великим творцам? Или к нашим интеллектуальным гениям? Не надо быть психотерапевтом, чтобы увидеть это явление, – на зовем его "контроцениванием". Любой исторический источник дает тому множество примеров, и вряд ли во всей истории человечества найдется хоть одно исключение. Конечно, мы восхищаемся людьми, воплотившими в себе истину, добро, красоту, справедливость, совершенство, успех. Но одновременно они заставляют нас испытывать неловкость, беспокойство, смущение, в какой-то мере ревность или зависть, чувство неполноценности, неуклюжести. Они лишают нас нашего апломба, самообладания, самоуважения. (Ницше здесь до сих пор – наш лучший учитель.)

Мы нащупали первый ключ. Представляется, что величайшие люди самим своим существованием, независимо от своих намерений, заставляют нас ощутить нашу меньшую ценность. Если этот эффект не осознается и мы не понимаем, почему чувству ем себя глупыми, или уродливыми, или униженными, когда появляется такой человек, то склонны реагировать по принципу проекции, то есть как если бы он старался унизить нас, как если бы мы были для него мишенью (Huxley, 1963). В таком случае наша враждебность оказывается вполне понятным следствием. Мне думается, что осознание происходящего должно устранить эту враждебность. Если вы осознаете и проанализируете ваше собственное контроценивание, то есть ваш неосознанный страх правдивых, добрых, красивых и т.п. людей, скрытую враждебность к ним, то вполне вероятно, что последняя уменьшится. Можно пред положить также, что, если вы сможете научиться более чистой любви к высшим ценностям в других людях, это побудит вас любить такие ценности и в самом себе, в меньшей мере боясь их.

Этому способствует благоговение перед высшим, классическое описание которого дал Р.Отто (Otto, 1958). Учитывая также интересные мысли М.Элиаде (Eliade, 1961) о сакрализации и десакрализации, мы начинаем лучше понимать универсальный характер боязни прямой встречи с Богом или Божественным. В некоторых религиях неизбежным результатом такой встречи служит смерть, и в большинстве дописьменных обществ есть места или объекты, на которые наложено табу как на особо священные и потому особо опасные. В последней главе моей книги "Психология науки" [Maslow, 1966 а) также приведены примеры десакрализации и ресакрализации, в основном из области науки и медицины, и попытка объяснить психодинамику этих процессов. По большей части она сводится к благоговению перед высшим и наилучшим. Хотелось бы подчеркнуть, что благоговение здесь – внутреннее, оправданное, правомерное, уместное; это не болезнь или слабость, требующая "лечения".

И вновь я чувствую, что страх и благоговение перед высшими достижениями – это не обязательно только нечто отрицательное, заставляющее нас ежиться или спасаться бегством. Они могут выступить как желательные, приносящие наслаждение чувства, способные привести нас к наивысшему экстазу и восторгу. Осознание, инсайт, "проработка" в духе Фрейда – вот то, что здесь, по-моему, нужно. Это наилучший известный мне путь принятия наших высших сил, всех тех элементов величия, божественности, мудрости или таланта, которые мы скрываем или которых избегаем.

Определенный свет на рассматриваемую проблему пролили Мои попытки понять, почему пиковые переживания обычно преходящи и кратки. Ответ становится все яснее. Мы просто недостаточно сильны, чтобы выдерживать их дольше! Такие переживания слишком потрясают и утомляют нас. Недаром люди в подобные моменты экстаза часто говорят: "Это чересчур", или "Я этого не вынесу", или "Я чуть не умер".