И это свое видение он и записывает как определение. А уже если быть методически точным, то запись нужно было бы делать так: «Эксперимент в современных естественных науках — это...» и далее по тексту.
Ну а если подходить к этому культурно-исторически, то определение выглядело бы, примерно, так:
Понятие «эксперимента» входит в науку в трудах Галилея и Бэкона. До этого оно означает лишь то, что обычное мышление понимает под словами «проба» и «опыт».
Первое полноценное методологическое исследование понятия «эксперимент» было проделано в начале XVII века Френсисом Бэконом в трактате «О достоинстве и преумножении наук».
Что сделал Бэкон?
Во-первых, он дал классификацию всех возможных видов научных опытов: «Модификации экспериментирования выступают главным образом как изменение, распространение, перенос, инверсия, усиление, применение, соединение и, наконец, случайности экспериментов» 2". Далее он подробно раскрывает содержание всех этих приемов исследования природы. Я бы, очень огрубляя, конечно, сказал об этом так: если ты хочешь исследовать какую-то вещь научно, возьми ее и попробуй проделать с ней все, что ты можешь вообще делать с какими-либо вещами. В общем, примени к ней все способы воздействия, которые только может вообразить твой ум, авось что-нибудь да и откроется для тебя неизвестного.
В каком-то смысле это и остается сутью всей научной методологии экспериментирования до сих пор. Ну а если даже я ошибаюсь в тонкостях, то, по крайней мере, это определенно остается сутью представлений неестественников о том, что такое эксперименты точных наук. Это в лучшем случае. В худшем, гуманитарий,
' Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Том 1. — М.: Мысль, 1977. — С. 286. 47
запуганный естественниками, так боится высказывать о их методах свое мнение, что предпочитает сунуть его вместе с головой в песок и так и стоит в присутствии научной элиты.
Но классификация научных экспериментов — это только часть того, что сделал Бэкон. Сам он довольно скептически относился к бессмысленному экспериментированию. В той же работе он заявил и важнейшее методологическое требование к экспериментированию: «...можно предпринимать всевозможные эксперименты: без всякой последовательности и системы — это чистейшее продвижение на ощупь; когда же при проведении эксперимента следуют какому-то определенному направлению и порядку, то это можно сравнить с тем, когда человека ведут за руку: именно это мы и понимаем под научным опытом» 21.
Не буду подробно рассказывать о том, что двигало Бэконом, когда он заявлял это требование к научной работе. Могу сказать только, что из него родилась его наука наук — Новый органон. Этот инструмент правильного мышления задумывался как то, что даст ученым подсказку о направлении научного поиска и методах исследования природы.
Для целей нашего исследования достаточно будет сказать, что смысл всех этих усилий Бэкона был в том, чтобы заставить ученого, прежде чем приступать к опытам, понять, а что он хочет найти, зачем он исследует данное явление природы.
И вот тут мы можем вернуться к Леви-Строссу. Говоря о том, что в гуманитарных науках эксперимент невозможен, он должен был сделать оговорку: в гуманитарных науках невозможен естественнонаучный эксперимент! Так это и не вопрос. Потребность в обладании естественнонаучной защищенностью гуманитарные науки начали испытывать только в этом веке, когда почувствовали, что естественники выше ценятся в современном обществе. И это было крутейшей методической ловушкой.
Поскольку они были озабочены тем, чтобы жить не хуже естественнонаучного сообщества, то, естественно, и не могли озаботиться собственно научными целями, то есть выработкой собственной методологической базой «гуманитарного» научного опыта. Опыта, здесь понимаемого ближе к тому исходному значению
21 Там же. - С. 285.
слова «эксперимент», из которого родилось естественнонаучное понимание этого слова. И это, безусловно, предопределило определенное отставание гуманитарных наук в XX веке не столько от естественных, сколько, на мой взгляд, от самих себя. То есть от того, чем бы они могли быть. Кризис современной психологии тому подтверждение.
А между тем в работах того же Леви-Стросса есть полноценнейший ответ на старое методическое требование Бэкона определиться с намерением или вопросом: «Зачем?», прежде чем приступать к опытам. В докладе «Руссо — отец антропологии», посвященном памяти Жан-Жака Руссо и прочитанном в 1963 году, Стросс писал:
«Руссо был не только предтечей антропологии, но и ее основоположником. Во-первых, он дал ей практическую основу, свое "Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми", в котором поставил проблему взаимоотношений между природой и цивилизацией и которое можно считать первым научным исследованием по общей антропологии; во-вторых, он дал ей теоретическое обоснование, замечательно ясно и лаконично указав на самостоятельные задачи антропологии, отличные от задач истории и этики: "Когда хочешь изучать людей, надобно смотреть вокруг себя, но чтобы изучить человека, надо научиться смотреть вдаль; чтобы обнаружить свойства, надо сперва наблюдать различия" ("Опыт о происхождении языков", глава VIII).