– А-а, – безразлично, даже не обернувшись, протянул Человек-Овца.

– Он здесь жил какое-то время. А неделю назад исчез.

– Не видели!..

Человек-Овца подошел к камину, взял в руки карты и, выгнув в пальцах, с упругим хрустом пролистал всю колоду.

– А еще я разыскиваю овцу со звездой на спине, – сказал я.

– Не встречали!..

И все-таки Человек-Овца что-то знал и про Крысу, и про Овцу – это было ясно, как день. Слишком уж демонстративным выглядело его безразличие. Слишком быстро выпаливались заготовленные фразы в ответ, и слишком ненатурально кривился произносивший их рот.

Я решил изменить тактику. С видом, будто беседа потеряла для меня всякий интерес, я стянул со стеллажа первую попавшуюся книгу, раскрыл ее и замер, уткнувшись в текст и лишь иногда переворачивая страницы. Очень скоро Человек-Овца занервничал и как бы случайно вновь очутился в кресле напротив меня. С минуту он сидел передо мной и смотрел, как я читаю.

– Что ли это интересно – книжки читать? – спросил он наконец.

– Угу, – только и сказал я в ответ.

Еще с минуту он боролся с собой. Я с безразличным видом читал.

– Мы тут это... громко с тобой разговаривали, – тихо сказал Человек-Овца, – У нас в голове иногда того... Овца как сцепится с человеком – просто искры из глаз. А плохого мы совсем не хотели. Просто ты сказал, что мы виноваты – вот мы, значит, и это...

– Да ладно, – сказал я.

– И что свою женщину ты уже не увидишь, нам, правда, очень жалко. Только мы здесь не виноваты.

– Угу...

Я достал из кармана рюкзака три оставшиеся пачки "Ларка" и протянул их Человеку-Овце. Это его, похоже, слегка озадачило.

– Спасибо! Мы такие еще не курили. А тебе, что ли, правда не надо?

– А я бросил, – сказал я.

– Вот это правильно, – очень убежденно закивал он в ответ. – Табак для здоровья

– большое зло.

Он бережно принял подарок и спрятал все три пачки в карман. Карман на его груди вздулся, приняв квадратную форму.

– Мне позарез нужно встретиться с моим другом. Для этого я сюда и пришел – очень, очень издалека... – сказал я. Человек-Овца кивнул.

– И то же самое – про овцу.

Человек-Овца еще раз кивнул.

– Но ты, я смотрю, о них ничего не знаешь?

Человек-Овца сокрушенно покачал головой. Самодельные уши закачались вверх-вниз, словно подтверждая категоричность его отрицания. Правда, на сей раз этой категоричности было явно меньше, чем прежде.

– Здесь хорошо! – сменил тему мой собеседник. – Природа красивая. Воздух чистый.

Тебе тоже понравится.

– Да, места неплохие, – согласился я.

– А зимой – так вообще благодать. Кроме снега, ничего не видать. Все замерзает.

Звери спят, людей ни души...

– И долго ты уже здесь?

– Угу...

Я решил прекратить дальнейшие расспросы. Мой собеседник вел себя точь-в-точь как неприрученное животное. Чуть приблизишься – дает стрекача, начнешь уходить – сам подкрадывается поближе. Но если уж мне и вправду выпадало здесь зимовать – спешить было некуда. Через какое-то время я смогу его приручить и выудить все, что нужно.

Человек-Овца сидел на диване напротив и пальцами левой руки оттягивал – по порядку, начиная с большого – пальцы перчатки на правой. Операцию эту он повторил раза три или четыре, прежде чем перчатка наконец соскользнула с руки, обнажив смуглую маленькую кисть. Пальцы его были короткими и мясистыми; от большого до середины запястья тянулся шрам от крупного ожога. Человек-Овца долго разглядывал свое запястье, затем резко развернул кисть обратной стороной и уставился на ладонь. Я вздрогнул: точно такой же жест в задумчивости всю жизнь проделывал Крыса. Но Человек-Овца никак не мог оказаться Крысой. Даже по росту они отличались – сантиметров на двадцать, не меньше.

– Ты теперь здесь будешь всегда? – спросил Человек-Овца.

– Да нет. Найду или друга, или овцу – и обратно. Только для этого я сюда и пришел.

– Зимой здесь хорошо, – сказал он зачем-то опять. – Снег везде белый-белый. Все, все замерзает...

И он засмеялся мелким, дробленым смехом. И без того широченные ноздри его раздулись еще шире. Рот приоткрылся, обнажив до ужаса грязные зубы. На месте двух передних зубов зияла дыра. Непостижимый ритм, в котором Человек-Овца то приоткрывал, то захлопывал передо мной свою душу, был настолько мистически-непостоянным, что, казалось, сам воздух в гостиной то густеет, то вновь разряжается от очередного зигзага его настроения.

– Ну, мы пойдем, – вдруг сказал Человек-Овца. – Спасибо за курево.

Я молча кивнул.

– Желаем тебе поскорее найти своего друга... Или овцу, – сказал он.

– Угу, – кивнул я. – Если вдруг что-то узнаешь – ты уж мне сообщи. Хорошо?

Несколько секунд он мялся под моим взглядом так, словно ему было страшно неуютно жить на свете.

– Хорошо... – выдавил он наконец. – Если что, мы тебе сообщим.

Я с огромным трудом сдержался, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Вруном Человек-Овца был просто бездарным.

Надев перчатки, он поднялся с дивана и подошел к двери.