– Забавно, – говорит Тайлер, – но я хотел тебя спросить о том же самом. Ты разговаривал обо мне с другими людьми, говнюк. Ты нарушил обещание.

Тайлер сказал, что он удивлен тем, что мне удалось его вычислить.

– Каждый раз, когда ты засыпаешь, – говорит Тайлер, – я выхожу из дома и совершаю какой-нибудь безумный поступок, что-нибудь из ряда вон выходящее.

Тайлер становится на колени возле моей кровати и шепчет:

– В прошлый четверг, пока ты спал, я летал в Сиэтл, чтобы посмотреть, как там идут дела у бойцовских клубов. Чтобы узнать, сколько парней хочет в них попасть и все такое. Найти новых вождей. У нас в Сиэтле тоже есть отделение «Проекта Разгром».

Тайлер проводит пальцем по шраму у меня на лбу.

– У нас есть отделения «Проекта Разгром» в Лос-Анджелесе и Детройте, в Вашингтоне, округ Колумбия, и в Нью-Йорке. А уж в Чикаго размах такой, что ты просто не поверишь.

Тайлер говорит:

– Не могу поверить, что ты нарушил уговор. Ведь первое наше правило: никому не рассказывать о бойцовском клубе.

Он был в Сиэтле на прошлой неделе, когда бармен с шеей в корсете сказал ему, что полиция готовится совершить налет на бойцовские клубы. Этого потребовал лично комиссар городской полиции.

– Дело в том, – говорит Тайлер, – что есть полицейские, которые с удовольствием ходят в бойцовские клубы. И репортеры газет, и помощники юристов, и сами юристы, так что нас предупреждают обо всем заранее.

Значит, собирались закрыть?

– По крайней мере, в Сиэтле, – говорит Тайлер.

Я спрашиваю, какие меры предпринял Тайлер.

– Какие меры мы предприняли, – говорит Тайлер.

Мы созвали собрание «Комитета Разбоя».

– Нас больше не существует по отдельности, тебя и меня, – говорит Тайлер. – Надеюсь, ты уже это понял.

– Мы пользуемся одним и тем же телом, но по очереди.

– Мы дали специальное домашнее задание, – говорит Тайлер, – мы сказали: «Принесите нам дымящиеся яйца его достопочтенной светлости комиссара городской полиции, или как его там положено называть».

Все это мне не снится.

– Да, – подтверждает Тайлер, – не снится.

Мы собрали команду из четырнадцати обезьянок-астронавтов, пятеро из которых были полицейскими, и направились в парк, где его честь выгуливает собаку.

– Не волнуйся, – говорит Тайлер, – с собакой все в порядке.

Нападение заняло на три минуты меньше, чем мы планировали. Мы положили на операцию двенадцать минут. Заняла она девять.

Пять обезьянок прижали комиссара к земле.

Тайлер рассказывает мне это, но каким-то образом мне все уже и так известно.

Три обезьянки стояли на стреме.

Еще одна поддерживала связь по радио.

Другая обезьянка стянула с его светлости тренировочные штаны.

Собака – это был спаниель – все лаяла и лаяла.

Лаяла и лаяла.

Лаяла и лаяла.

Одна обезьянка-астронавт обмотала резиновую ленту три раза вокруг основания члена его чести.

– Другая встала между ног его сиятельства с ножом в руке, – шепчет мне Тайлер прямо в ухо, – а я стал шептать достопочтенному комиссару полиции прямо в его достопочтенное ухо, что если он не отдаст команду отменить налет на бойцовские клубы, то останется без своих достопочтенных яиц.

Тайлер шепчет:

– Не слишком ли вы далеко зашли, ваша честь?

Если перетянуть член резиновой лентой, то он онемеет.

– Какая вас ждет политическая карьера, если избиратели узнают, что у вас кое-чего не хватает?

Похоже, что у его чести онемел не только член, но и язык.

Друг, ты посмотри, да у него яйца холодные, как лед.

Если хотя бы один бойцовский клуб будет закрыт, мы пошлем его яйца почтой: одно на восток, другое – на запад. Одно – в «Нью-Йорк Таймс», другое – в «Лос-Анджелес Таймс». Это будет вроде как наш пресс-релиз.

Обезьянка-астронавт сдирает липкую ленту со рта комиссара, и комиссар говорит: нет.

А Тайлер отвечает:

– Нам нечего терять, кроме своего бойцовского клуба.

Комиссару же есть, что терять.

На нашу долю в этом мире осталось только дерьмо и помои.

Тайлер подает знак той обезьянке, которая держит нож возле мошонки комиссара.

Тайлер говорит:

– Представь себе, что весь остаток жизни проходишь с мешочком между ног.

Комиссар говорит: нет.

Не надо.

Перестаньте.

Пожалуйста.

О!

Боже!

Помоги!

Мне!

Помоги!

Нет.

Мне!

Боже!

Мне!

Останови!

Их!

Обезьянка-астронавт, взмахнув ножом, перерезает резиновую ленту.

Мы уложились в шесть минут.

– Запомни это хорошенько, – говорит Тайлер. – Люди, которым ты пытаешься помешать, это те, от кого ты зависишь всю жизнь. Мы стираем ваше белье, готовим вам еду и подаем ее на стол. Мы расстилаем вам постель. Мы храним ваш покой, пока вы спите. Мы водим машины скорой помощи. Мы отвечаем на ваш звонок на телефонной станции. Мы – повара и водители такси – знаем про вас все. Мы обрабатываем ваши страховые полисы и банковские счета. Мы – нежеланные дети истории, которым с утра до вечера внушают по телевизору, что когда-нибудь мы можем стать миллионерами и рок-звездами, но мы не станем ими никогда.