Он снова достал его из криптекса, в надежде заметить то, что, возможно, пропустил раньше.

– Да, конечно, простите.

Мари взяла папирус и улыбнулась:

– Знаю одного человека из банка в Париже, который бы дорого дал за то, чтобы вернуть шкатулку розового дерева. Андре Берне был близким другом Жака, а Жак, в свою очередь, полностью ему доверял. Андре был готов буквально на все, лишь бы сохранить доверенный ему Жаком на хранение предмет.

В том числе и пристрелить меня, подумал Лэнгдон, но решил не говорить этого. А также умолчать о том, что сломал бедняге нос. При упоминании о Париже он подумал о трех senechaux, убитых накануне ночью.

– Ну а Приорат? Что же с ним теперь будет?

– Колесики и винтики уже пришли в движение, мистер Лэнгдон. Братству пришлось немало пережить за долгие века, как-нибудь переживет и это. Всегда найдутся люди, готовые подхватить упавшее на землю знамя.

Лэнгдон подозревал, что бабушка Софи связана с Приоратом самым тесным образом. Среди членов Приората всегда были женщины. Четырем из них даже удалось стать Великими мастерами. Хотя senechaux традиционно становились мужчины, женщинам тоже доводилось занимать в Приорате более высокую ступень. И даже получить самые главные посты, минуя эту ступень.

Лэнгдон вспомнил о Тибинге и Вестминстерском аббатстве. Казалось, после всех этих событий прошла целая вечность.

– Скажите, а Церковь оказывала на вашего мужа какое-либо давление? Убеждала не публиковать документы Сангрил?

– О Господи, нет, конечно. Конец дней – это выдумка какого-то параноика. В доктрине Приората нет ни единого намека на дату обнародования этих документов. Вообще-то Приорат придерживался мнения, что Грааль навеки следует сохранить в тайне.

– Навеки? – Лэнгдон был поражен.

– Эта тайна предназначена для спасения наших собственных душ, а не самого Грааля. Красота Грааля как раз и состоит в его неземной бесплотной природе. – Теперь Мари Шовель тоже смотрела на часовню Рослин. – Для некоторых Грааль – это сосуд, отпив глоток из которого, можно приобщиться к вечной жизни. Для других – погоня за потерянными документами и их тайной. А для большинства, как я подозреваю, это просто великая идея… блистательное и недосягаемое сокровище, которое даже в сегодняшнем мире всеобщего хаоса служит путеводной звездой. Спасает и вдохновляет нас.

– Но если документы Сангрил так и останутся неопубликованными, тайна Марии Магдалины будет потеряна навсегда, – сказал Лэнгдон.

– Отчего же? Да вы только посмотрите вокруг! Ее история присутствует в изобразительном искусстве, музыке, литературе. И с каждым днем о ней вспоминают все чаще. Этот маятник не остановить. Мы начинаем осознавать, какие опасности кроются в нашем прошлом… понимать, что многие пути ведут к саморазрушению. Мы начинаем чувствовать необходимость возродить священное женское начало. – Она на секунду умолкла. – Вы упоминали, что пишете книгу о символах священного женского начала. Это так?

– Да.

Она улыбнулась:

– Так закончите ее побыстрее, мистер Лэнгдон. Спойте ее песню. Миру нужны новые трубадуры.

Лэнгдон молчал, пытаясь осознать всю значимость этой просьбы. Молодой месяц вставал над зубчатой кромкой леса на горизонте. Он снова взглянул на часовню. И почувствовал, что просто сгорает от ребяческого желания узнать ее тайны. Не смей спрашивать, приказал он себе, время еще не пришло. Он покосился на папирус в руке Мари Шовель.

– Спрашивайте, мистер Лэнгдон, – с усмешкой сказала Мари. – Вы честно заслужили это право.

Лэнгдон ощутил, что краснеет.

– Вы ведь хотите знать, находится ли Грааль в часовне Рослин, верно?

– А вы можете сказать?

Мари вздохнула с притворным раздражением:

– Ох уж эти мужчины! Просто не могут оставить Грааль в покое! – И она рассмеялась, явно довольная собой. – С чего вы взяли, что Грааль там?

Лэнгдон указал на папирус в ее руке.

– В стихотворении вашего мужа говорится о Рослин, это несомненно. Правда, там еще упоминаются сосуд и меч, а этих символов я в часовне не видел.

– Сосуд и меч? – переспросила Мари. – Ну и как они, по-вашему, выглядят?

Лэнгдон чувствовал: она с ним играет. Но решил принять условия игры и вкратце описал символы.

– Ах, ну да, конечно, – протянула она. – Меч, он же клинок, символизирует все мужское. Думаю, его можно изобразить вот так… – И Мари указательным пальцем начертила на ладони Лэнгдона такую фигуру:

– Да, – кивнул Лэнгдон. Мари изобразила наименее известную, «закрытую» разновидность символа меча, но Лэнгдону она была знакома.

– И обратный знак, представляющий женское начало, – сказала она и начертила на его ладони:

– Правильно, – сказал Лэнгдон.

– И вы говорите, что не заметили среди символов часовни Рослин ничего подобного?

– Не заметил.

– Ну а если я вам покажу, отправитесь наконец спать?

Не успел Лэнгдон ответить, как Мари Шовель спустилась с крыльца и направилась к храму. Он поспешил следом. Войдя в часовню, Мари включила свет и указала в центр пола:

– Вот, пожалуйста, мистер Лэнгдон.