Литература, даже в случае стремления к наибольшему реализму, вынуждена изображать не все подряд, но отдавать предпочтение тем или иным фактам. Неизбежная трансформация исходного материала опыта связана с изоляцией отдельной темы, сюжета или истории, с удалением всего постороннего. В результате искусство создает упрощенные, схематичные изображения событий и характеров. Но подобные схемы не остаются инертными и неподвижными, они развиваются по собственной логике, в соответствии с внутренними закономерностями и причинами. Это свойство проявляется в том, что автор не распоряжается вполне произвольно сюжетом и судьбой своих персонажей. Литература вынуждена считаться по меньшей мере с двумя видами законов: с той жизнью, которую она изображает, и с собственно литературными правилами построения дискурса. Это последнее требование затрагивает не только форму изложения, но также отражается на содержании. В известных пределах, действия и поступки персонажей допускают вариации, произвольные решения и конструирование ситуаций или характеров по усмотрению автора. При этом мораль, выводы и обобщения предоставляются обыкновенно на усмотрение читателя. Убедительности их способствует то, что это решение принимается свободно, а не навязывается принудительно логическим доказательством или назидательным внушением.

В то же время, смысл художественного произведения, изображающего конкретные факты или события, не выражается адекватно в каком-либо обобщении. В связи с этим, создаваемая искусством правдоподобная, но не вполне определенная иллюзия самодовлеющей реальности может быть сопоставлена с понятием эстетической идеи, которая, по словам Канта, невыразима в понятиях рассудка [6]. Аналогичным образом, ни одно понятие, в силу своей общей, универсальной природы, не способно сохранить или передать смысл литературного произведения. Вследствие незавершенности деталей и разнообразия возникающих ассоциаций, создается возможность различных реконструкций изображаемого, то есть разных прочтений. Обыкновенно никто, в том числе автор, не в состоянии выразить идею произведения в отвлеченных категориях философии или морали. Такую мысль трудно перевести на язык отчетливых рассуждений и строгих понятий рассудка: при рационализации интуитивных догадок в изложении возникают пробелы и непоследовательность, а необходимость устранять эти недостатки и избегать формальных противоречий приводит к искажению выводов. В итоге, абстракция эстетической идеи отражает существенную особенность восприятия объектов искусства.

Интересно, что литература способна не только изображать внешнюю сторону, но и обнаруживать моральную природу событий. Может показаться парадоксальным, что искусство, занятое созданием иллюзий, имеет значение для установления истины или справедливой моральной оценки. Но остается несомненным фактом, что вызывающие доверие произведения оказывают влияние на убеждения не только в области вкуса, но и в сфере морали. Это обусловлено тем, что этические суждения определяются известными нормами, и каждый единичный случай подводится под некоторое общее правило. Необходимую для этого функцию ума Кант называет способностью суждения. В отличие от формального логического мышления, она оставляет возможность для убеждения разнообразными средствами. Способность суждения связана с тонкими нюансами и вопросами меры, предпочтения той или иной трактовки событий, выбора точки зрения, внимания к тем или иным деталям. В таких вопросах приобретают значение личное убеждение, эмоциональное впечатление, влияние авторитета или привычки. Многие оценки спонтанны, интуитивны и не сопровождаются отчетливым пониманием их оснований. Литература, вообще говоря, в подобных вопросах ничего не доказывает, не внушает и не судит самостоятельно. Ее средство убеждения состоит в том, что на рассмотрение читателя представляется искусственно организованный материал событий и фактов. Если картина, созданная воображением автора, достаточно выразительна, правдоподобна, внутренне логична и не слишком тенденциозна, то она воспринимается как верное изображение действительности, несмотря на свою принципиальную условность. Чтобы избежать предвзятости, художнику достаточно следовать логике событий и законам жанра, не навязывая произведению собственную идею. Поэтому литературу нужно сопоставлять не с действительностью, а с литературой другого рода. О правдивом искусстве имеет смысл говорить в противоположность разного рода идеологической, апологетической или официальной литературе.

Все сказанное о различных видах искусства в значительной степени применимо к философии, что иногда позволяет обоснованно сравнивать ее с литературой. Справедливо замечено, что выдающиеся писатели создают не только отдельные произведения, но в их книгах заключен особенный, индивидуально своеобразный мир характеров, интересов, проблем и событий. Этот результат очевидным образом напоминает философские интерпретации бытия и заключает в себе сходство с некоторой картиной или системой мира. С другой стороны, деятельность философа часто предстает как создание художественной панорамы всеобъемлющей и живущей по универсальным и вечным законам действительности; при этом во многих произведениях стиль и словесная форма выражения мысли приобретают существенное значение.