Точно так же, как реформы Ататюрка были направлены на то, чтобы превратить Турции из мусульманской ближневосточной страны в светское европейское государство, реформы Салинаса ставили своей целью сделать из Мексики не латиноамериканскую, а североамериканскую страну. [c.229]

Но это не был неизбежный выбор для Мексики. Вероятно, мексиканская элита могла последовать по типичному для третьего мира антиамериканскому националистическому и протекционистскому пути, по которому шли их предшественники на протяжении почти столетия. Или, как этого требовали некоторые мексиканцы, руководители могли попытаться наладить связи с Испанией, Португалией, странами Южной Америки и Организацией ибероамериканских государств.

Удастся ли Мексике найти свое место и Северной Америке? Подавляющее большинство представителей политической, экономической и интеллектуальной элиты отдает преимущество этому курсу. А также в отличие от ситуации с Турцией подавляющее большинство представителей политической, экономической и интеллектуальной элиты принимающей цивилизации с одобрением встретило культурное переопределение Мексики. Такой значимый межци-вилизационный вопрос, как иммиграция, подчеркивает это различие. Страх перед тем, что в Европу хлынет поток турецких иммигрантов, вызвал противодействие принятию Турции в Европу со стороны европейской элиты и общественности. Напротив, факт огромной мексиканской иммиграции, законной и незаконной, в Соединенные Штаты был одним из аргументов Салинаса за вступление в НАФТА: “Или вы принимаете наши товары, или вы принимаете наших людей”. Кроме того, культурная дистанция между Мексикой и Соединенными Штатами куда меньше, чем между Турцией и Европой. В Мексике религия – католицизм, язык – испанский, а ее элита сориентирована на Европу (куда она посылала своих детей получать образование) исторически так же, как, с последнего времени, на Соединенные Штаты (куда едут учиться дети сейчас). Добиться взаимопонимания между англо-американской Северной Америкой и испано-индейской Мексикой должно быть значительно проще, чем между христианской Европой и мусульманской Турцией. Несмотря на эти общие черты, [c.230] после ратификации НАФТА США развили как более тесное сотрудничество с Мексикой, так и противостояние с ней. Звучат требования ограничить иммиграцию, жалобы о переносе заводов на юг и вопросы о способности Мексики придерживаться североамериканских принципов свободы и законопослушания


.

Третья предпосылка успешной смены идентичности разорванной страной – это всеобщее согласие (при необязательной поддержке со стороны общественности). Важность этого фактора в некоторой степени зависит от того, насколько важно мнение общественности при принятии государственных решений. Прозападная ориентация Мексики в 1995 году не выдержала проверку демократизацией. Новогоднее восстание нескольких тысяч хорошо организованных повстанцев в Чиапасе, получившее внешнюю поддержку, само по себе не было проявлением серьезного сопротивления североамериканизации. Однако то сочувствие, с которым отнеслись мексиканские интеллектуалы, журналисты и другие люди, формирующие общественное мнение, говорит о том, что североамериканизация в целом и НАФТА в частности могут встретить серьезное сопротивление мексиканской элиты и общественности. Президент Салинас сознательно отдает приоритет экономическим реформам и вестернизации, а не политическим реформам и демократизации. Но как экономическое сотрудничество, так и растущее сотрудничество с Соединенными Штатами укрепят те силы, которые выступают за реальную демократизацию мексиканской политической системы. Ключевой вопрос о будущем Мексики звучит так: “В какой степени модернизация и демократизация будут стимулировать девестернизацию (приводя к выходу страны из НАФТА или ослаблению участия в этой организации), а также, одновременно с этим, изменения в политике, вызванные действиями ориентированной на Запад мексиканской элиты в 1980-х и 1990-х? Совместима ли североамериканизация Мексики с ее демократизацией? [c.231]




Австралия


В отличие от России, Турции и Мексики, Австралия с самого начала была западной страной. В течение всего двадцатого века она была близким союзником сначала Великобритании, затем Соединенных Штатов; в годы “холодной войны” она была участницей не только западного сообщества, но и американо-британско-канадско-австралийского военного и разведывательного стержня Запада. Однако в начале 1990-х политические лидеры Австралии решили, что хорошо бы их стране оставить Запад, переопределиться, стать азиатским обществом и наладить тесные связи со своими географическими соседями. Австралии, по заявлению ее премьер-министра Поля Китинга, следует перестать быть “филиалом империи”, стать республикой и поставить своей целью “слияние” с Азией. Это необходимо, утверждал он, для того чтобы определить идентичность Австралии как независимой страны.