Так что сегодняшнее единство вполне может вылиться в серьезный раскол по линии господствующей архетипической иерархии.

Для Запада начальной и конечной точкой маршрутизации является человек (ориентация на личность), направление мета-онтологического вращения рационально – онто-деятельность предшествует мыследеятельности, а последняя социодеятельности.

Для Востока маршрутизация начинается в мире идей, направление обхода рационально – от мира идей в мир людей и лишь затем в мир вещей: социодействие предшествует онтодействию, оргпроект – проекту. Характерный иерархический уровень – НОМОС.

Наконец, Юг начинает технологические маршруты в мире вещей, находится на иерархии НОМОСа


и обходит [c.596] координатную систему в том же направлении, что и все остальные, – рационально. Можно себе представить Юг, овладевший КОСМическим уровнем иерархии, но это будет уже совсем другая цивилизация, и “совсем другая история”.

Итак, восемь цивилизаций С.Хантингтона свернулись в три, причем Запад остался Западом, и в этом смысле название одной из глав труда американского исследователя идеально отражает содержание: “Запад против всех остальных”. Различие между замкнутыми, живущими в остановленном (с точки зрения европейца) времени буддистской и конфуцианской культурами мы определили как цивилиза-ционно несущественное. Может быть, зря. Исторически Китай всегда придерживался “рационального” направления обхода, в то время как в культуре Индии прослеживаются трансцендентные устремления. В перспективе это может оказаться важным, но, впрочем, не в рамках стратегического подхода С.Хантингтона.

Что действительно вызывает недоумение, так это выделение в самостоятельную сущность Японской цивилизации. Даже сами японцы не скрывают, что их утонченная культура представляет собой крайнюю, “островную” форму культуры Китая, из которого Страна Восходящего Солнца заимствовала все – от иероглифов до единоборств. Если считать особенности японской культуры настолько существенными, то и Запад придется разделить на несколько фракций: различие между США и Германией заведомо сильнее, нежели между Китаем и Японией.

Относительно латиноамериканской “цивилизации” все уже сказано. Нельзя же в самом деле использовать страницы геополитического трактата для обоснования империалистических устремлений, к тому же давно удовлетворенных… Проблема Африки остается открытой. Можно согласиться с С.Хантингтоном, что “там” что-то формируется, но это “что-то” станет кризисом завтрашнего дня.

И еще остается Россия, которую С.Хантингтон, вероятно по договоренности с РПЦ, именует “православной [c.597] цивилизацией”, хотя едва ли 10% ее населения серьезно относится к религии, и вряд ли более 1 % из числа “относящихся” способны внятно объяснить, чем православные отличаются от католиков.

Россия, в особенности Россия Петра, как правило, претендовала на роль самостоятельной культуры в рамках Западной цивилизации. Это стремление стать частью Запада подогревали тесные контакты петербургской элиты с европейскими столицами. Как следствие, Петербург, столица и воплощение Империи, быстро приобрел имидж города более западного, нежели сам Запад. В советское время этот образ несколько потускнел, но до конца не стерся.

Постперестроечные события похоронили надежды российской интеллигенции на действительную унию с западным миром. Во-первых, выяснилось, что никто не ждет Россию в этом мире. Во-вторых, оказалось, что именно теперь Евро-Атлантическая цивилизация вступила в период глубокого кризиса, да к тому же оказалась на грани войны. Наконец, в-третьих, определилось, что, следуя путем “конкордата”, Россия не только найдет, но и потеряет. Может быть, не столько найдет, сколько потеряет.

Исторически сложилось так, что Россия выполняет роль “цивилизации-переводчика”, транслируя смыслы между Востоком и Западом (а в последние десятилетия – между Югом и Западом). Таково ее место в общемировом разделении труда. Положение “мирового переводчика” привело к своеобразному характеру российских паттернов (образов) поведения: они всегда неосознанно маскировались под чисто западные.

В результате русский поведенческий паттерн оказывается скрытым от взгляда социолога: он воспринимается – в зависимости от системы убеждений исследователя – либо как “недозападный”


, либо же – как “перезападный”. [c.598]

В действительности этот паттерн просто другой, что, как мы увидим, дает нам возможность отнести Россию к совершенно самостоятельной и уникальной культуре, имеющий предпосылки к формированию на своей основе четвертой основной цивилизации современности – Севера.

Первой из таких предпосылок является наличие в сугубо российской иерархии мира людей отдельного структурного уровня. Если Восток (а в известной мере, и Юг) есть цивилизации этносов/ НОМОСов, если Запад представляет собой цивилизацию нуклеарной семьи, развившуюся до КОСМических размеров, то характерным российским явлением является домен.

Домен представляет собой группу людей численностью обычно 10-20 человек, идущих по жизни как единое целое.