К разным смертям невозможно относиться одинаково. Чересчур спокойное и не стоически философское, а "естественнонаучное" отношение к смерти кажется отчужденным (это не моя, не твоя, а чья-то совсем чужая, посторонняя смерть "вообще") и в силу этого безнравственным. Человек должен уметь с достоинством принимать свою смерть, но смерть другого – всегда трагична. Ведь "человек умирает не оттого только, что родился, жил, состарился. Он умирает от конкретной причины... Рак, инфаркт, воспаление легких – все это так же ужасно и неожиданно, как авария во время полета... Естественной смерти не существует: ни одно несчастье, обрушивающееся на человека, не может быть естественным, ибо мир существует постольку, поскольку существует человек. Все люди смертны, но для каждого человека смерть – это бедствие, которое настигает его как ничем не оправданное насилие, даже если человек покорно принимает ее" [60].

С еще большим основанием это можно сказать о старости. Хотя она естественна и неизбежна, человечество борется с нею, пытаясь не просто продлить наше долголетие, но и сделать его активным и по возможности счастливым. Это задача не только науки геронтологии и самих стареющих людей. Какими бы благополучными ни выглядели усредненные данные массовых опросов, старость – не радость. Старея, человек вынужден наблюдать, как уходят его сверстники и привычный ему стиль жизни, мир становится для него менее понятным, люди – чужими, да и сам он иногда кажется себе посторонним.

Постараемся же помнить об этом. И не только из сострадания. Чужая старость – наш собственный завтрашний день и одновременно то вчера, на котором зиждется наше сегодня.

Завершая наш очерк возрастного развития личности и ее самосознания, нельзя не признать, что он был фрагментарным. Но только ли недостаток эмпирических данных и теоретическая неразработанность психологии жизненного пути тому причиной?

Если принять всерьез тезис, что личность – не система, а история, которая всегда многозначна и не завершена и смысл которой осознается ретроспективно, то любая общая схема развития самосознания от рождения до смерти может быть лишь формальной, имеющей только эвристическую ценность. Зная критические точки психофизиологического развития и логику социальных переходов, из которых складывается жизненный путь среднестатистического индивида данного общества, психология может предсказать и описать типичные для него нормативные кризисы развития. Но при этом фиксируется только характер, последовательность и взаимосвязь возникающих перед личностью вопросов. Всякий подросток спрашивает себя, кто он и кем он хочет и может стать. Всякий взрослый так или иначе определяет соотношение и иерархию своих социальных ролей и сфер жизнедеятельности. Всякий старик спрашивает себя, правильно ли он прожил свою жизнь. Но и постановка, и формулировка, и острота этих вопросов, не говоря уже об ответах на них, индивидуальны. И воспроизвести их может разве что индивидуальная биография или роман типа "Жизни Клима Самгина", "Будденброков", "Саги о Форсайтах" или "Семьи Тибо".

Фрагментарность научных данных о возрастной динамике самосознания – лишь одно из бесчисленных следствий неисчерпаемости нашего жизненного мира. Поэтому оставим психологию развития и посмотрим, как складываются представления человека о себе, насколько они достоверны и какую роль в самосознании играет самоанализ.


>


--------------------------------------------------------------------------------


Глава третья
ПСИХОЛОГИЯ САМООСОЗHАHИЯ


"Я" в своем представлении
Что я за человек?
Есть у меня здравый смысл?
И если есть, то глубок ли он?
Обладаю ли я умом выдающимся?
Говоря по правде, не знаю. Да к тому же,
занятый текущими делами, я редко
задумываюсь над этими основными
вопросами, и всякий раз мои суждения
изменяются вместе с настроением. Мои
суждения – лишь беглые оценки.

Стендаль

Каковы же непосредственно психологические процессы и механизмы самосознания, благодаря которым формируются, поддерживаются и изменяются наши представления о себе?

В отличие от действующего, экзистенциального "Я", которое всегда выступает как некое суммарное целое, рефлексивное "Я" допускает дробление на элементы. Наиболее разработанная модель его, предложенная М.Розенбергом, включает в себя ряд аспектов [1].

Компоненты рефлексивного "Я", образующие его части, элементы или единицы анализа, лингвистически распадаются на существительные (мальчик, рабочий, отец и т.п.) и прилагательные (умный, красивый, завистливый и т.д.). Первые отвечают на вопрос "Кто я?", вторые – на вопрос "Какой я?". Общее число слов, которыми люди описывают себя и других, огромно. Собственно психологических, личностных терминов, разумеется, меньше. Тем не менее, перечень одних только оценочно-положительных качеств личности, составленный группой киевских ученых, насчитывает 582 наименования. Но компоненты самоописаний сочетаются друг с другом не как попало, и изучать их можно лишь в определенном порядке.