Скачать 16.58 Кбайт
Устойчивое общество, его друзья и враги
Искусственное перестает быть обработанной, "окультуренной" природой, оно изобретается, проектируется и, отрываясь от нее, превращается в субстанцию.
В социуме дух, в единстве институциализированных форм пронизывая остальную жизнедеятельность человека, определяется как культура. Происходящая редукция жизни к деятельности и функционированию, духа к разуму означает, что культура как таковая и как регулятор социальных отношений редуцируется к рациональности, к социальной инженерии и технологиям. Одновременно это означает конец идеологии, прежде всего религии, морали, философии; конец "классики" (модернизма), истории и торжество постмодернизма; конец культуры и торжество открытого общества. Или еще один, более щадящий и потому более распространенный вариант осознания данного процесса: это переход от культуры к цивилизации. Культура органична, имеет душу, цивилизация механична, руководствуется разумом, о чем первым в Европе начал сожалеть "оракул" и почвенник О. Шпенглер, в отношении к чему колебался А. Бергсон и что приветствовал К. Поппер, расценивая как наступление открытого общества[3]. Не до конца открытые общества, к каким, в частности, принадлежит Россия, это общества не сумевшие трансформировать свою культуру в цивилизацию. В переходной ситуации культура больна, дух в смятении, за исключением немногочисленного слоя "новых русских" мы не умеем эффективно функционировать без моральных регуляторов стыда, долга, служения и прочих "комплексов", не оставлены упования на социальную справедливость и патерналистское государство. Привыкнув, что оно воспитывает, а не разлагает, люди переживают шок от столкновения культуры с цивилизацией: растущая преступность, смертность, алкоголизм захватывают тех, кто не вписался в круговерть труда, прибыли и потребления. Однако и там, где к открытому обществу продвинулись гораздо дальше, напряжение между ним и культурой не снято. Культура так просто не сдается. "Сегодняшняя реальность, пишет мэтр современной французской социальной философии Ален Турен, - состоит в разрыве двух вселенных: рыночной и культурной, управляемых инструментальным разумом и коллективной памятью, знаковой и чувственной ... что повлекло за собой разрушение модели общества, объединявшего в себе вселенную инструментальной рациональности и вселенную культурной идентичности"[4]. По-видимому, только когда "вселенная инструментальной рациональности", поглотив культуру, станет тождественной всему обществу, его можно будет считать полностью цивилизованным и окончательно открытым. Эта цель пока не достигнута даже в Америке.
Итак, наш главный тезис, если обобщить деятельность многочисленных исторических врагов открытого общества, состоит в том, что врагом была и является культура. Именно она, особенно в своих традиционных, религиозных и нравственных формах, подчиняет личность обществу, ограничивает ее свободу, мешает вести себя исходя из принципа полезности, всегда быть логичной и рациональной. При этом под культурой мы понимаем нечто "обуздывающее" природу, противоположное ей, но внутренне с ней связанное и от нее неотъемлемое. В культуре проявляется достигнутое в процессе развития отношение людей к миру и друг другу, то есть ценности, а не просто смыслы, не зависящие от чувств и субъективности человека. Это ценностно-рациональные, а не только целе-рациональные способы регулирования жизни в социуме, разницу между которыми достаточно убедительно объяснил М. Вебер. Тем более неприемлемы представления о культуре, когда под ней понимаются "любые практики и образцы поведения", когда ею объявляется все: молитва, чистка зубов, вождение машины, извлечение прибыли. Как сказал бы К. Поппер, это совершенно неопровержимое, нефальсифицируемое понятие, и следовательно, с ним нечего делать. В нем выражается ее растворение, потеря идентичности и сведение феноменов к фактам.
Как, однако, может жить общество без того, что его объединяет, отделяет от других и регулирует изнутри? За счет чего сохраняют свою самость те или иные социальные образования? Во-первых, как конкретные общества они и не сохраняются, сливаясь со стандартной для всего мира "массовой культурой". Во-вторых, общество все больше начинает держаться на "инструментальной рациональности", когда коллективная память, традиции, символы уступают место средствам коммуникации, разделению труда и всепроницающему товарному обмену. Жесткие требования механизма современного производства, транснациональные корпорации, финансово-экономическая зависимость цементируют и унифицируют общество, как может быть не удавалось ни одной культуре. Открытое общество является информационным и глобально рыночным. И закрыто не менее плотно, чем "закрытые", целостно не слабее чем "тоталитарные". Изменяется тип закрытости с органической на технологическую. При этом свобода индивидов как главное достоинство жизни в открытом обществе парадоксальном образом начинает трансформироваться в свою противоположность. Освобожденный от культурных норм, он опутывает себя, если не хочет быть вытолкнутым на обочину, социотехническими.
В социуме дух, в единстве институциализированных форм пронизывая остальную жизнедеятельность человека, определяется как культура. Происходящая редукция жизни к деятельности и функционированию, духа к разуму означает, что культура как таковая и как регулятор социальных отношений редуцируется к рациональности, к социальной инженерии и технологиям. Одновременно это означает конец идеологии, прежде всего религии, морали, философии; конец "классики" (модернизма), истории и торжество постмодернизма; конец культуры и торжество открытого общества. Или еще один, более щадящий и потому более распространенный вариант осознания данного процесса: это переход от культуры к цивилизации. Культура органична, имеет душу, цивилизация механична, руководствуется разумом, о чем первым в Европе начал сожалеть "оракул" и почвенник О. Шпенглер, в отношении к чему колебался А. Бергсон и что приветствовал К. Поппер, расценивая как наступление открытого общества[3]. Не до конца открытые общества, к каким, в частности, принадлежит Россия, это общества не сумевшие трансформировать свою культуру в цивилизацию. В переходной ситуации культура больна, дух в смятении, за исключением немногочисленного слоя "новых русских" мы не умеем эффективно функционировать без моральных регуляторов стыда, долга, служения и прочих "комплексов", не оставлены упования на социальную справедливость и патерналистское государство. Привыкнув, что оно воспитывает, а не разлагает, люди переживают шок от столкновения культуры с цивилизацией: растущая преступность, смертность, алкоголизм захватывают тех, кто не вписался в круговерть труда, прибыли и потребления. Однако и там, где к открытому обществу продвинулись гораздо дальше, напряжение между ним и культурой не снято. Культура так просто не сдается. "Сегодняшняя реальность, пишет мэтр современной французской социальной философии Ален Турен, - состоит в разрыве двух вселенных: рыночной и культурной, управляемых инструментальным разумом и коллективной памятью, знаковой и чувственной ... что повлекло за собой разрушение модели общества, объединявшего в себе вселенную инструментальной рациональности и вселенную культурной идентичности"[4]. По-видимому, только когда "вселенная инструментальной рациональности", поглотив культуру, станет тождественной всему обществу, его можно будет считать полностью цивилизованным и окончательно открытым. Эта цель пока не достигнута даже в Америке.
Итак, наш главный тезис, если обобщить деятельность многочисленных исторических врагов открытого общества, состоит в том, что врагом была и является культура. Именно она, особенно в своих традиционных, религиозных и нравственных формах, подчиняет личность обществу, ограничивает ее свободу, мешает вести себя исходя из принципа полезности, всегда быть логичной и рациональной. При этом под культурой мы понимаем нечто "обуздывающее" природу, противоположное ей, но внутренне с ней связанное и от нее неотъемлемое. В культуре проявляется достигнутое в процессе развития отношение людей к миру и друг другу, то есть ценности, а не просто смыслы, не зависящие от чувств и субъективности человека. Это ценностно-рациональные, а не только целе-рациональные способы регулирования жизни в социуме, разницу между которыми достаточно убедительно объяснил М. Вебер. Тем более неприемлемы представления о культуре, когда под ней понимаются "любые практики и образцы поведения", когда ею объявляется все: молитва, чистка зубов, вождение машины, извлечение прибыли. Как сказал бы К. Поппер, это совершенно неопровержимое, нефальсифицируемое понятие, и следовательно, с ним нечего делать. В нем выражается ее растворение, потеря идентичности и сведение феноменов к фактам.
Как, однако, может жить общество без того, что его объединяет, отделяет от других и регулирует изнутри? За счет чего сохраняют свою самость те или иные социальные образования? Во-первых, как конкретные общества они и не сохраняются, сливаясь со стандартной для всего мира "массовой культурой". Во-вторых, общество все больше начинает держаться на "инструментальной рациональности", когда коллективная память, традиции, символы уступают место средствам коммуникации, разделению труда и всепроницающему товарному обмену. Жесткие требования механизма современного производства, транснациональные корпорации, финансово-экономическая зависимость цементируют и унифицируют общество, как может быть не удавалось ни одной культуре. Открытое общество является информационным и глобально рыночным. И закрыто не менее плотно, чем "закрытые", целостно не слабее чем "тоталитарные". Изменяется тип закрытости с органической на технологическую. При этом свобода индивидов как главное достоинство жизни в открытом обществе парадоксальном образом начинает трансформироваться в свою противоположность. Освобожденный от культурных норм, он опутывает себя, если не хочет быть вытолкнутым на обочину, социотехническими.
|
|