Существенный же принцип
всякого применения нашего разума - довести познание разума до сознания
необходимости этого познания (так как без этой необходимости оно не было бы
познанием разума). Но точно так же существенное ограничение того же самого
разума состоит в том, что он не может постичь необходимость ни того, что
существует или что происходит, ни того, что должно происходить, если не
положено в основу условие, при котором это существует, или происходит, или
должно происходить. Но при таком положении, поскольку вопрос об условии
ставится постоянно, возможность удовлетворения разума отодвигается все
дальше и дальше. Поэтому он неустанно ищет, безусловно, необходимое и
вынужден принять его понятным для себя; хорошо уже, если он будет в
состоянии придумать понятие, которое согласуется с этим предположением.
Таким образом, то, что человеческий разум не может сделать понятным
безусловный практический закон (каким должен быть категорический императив)
в его абсолютной необходимости, - это не укор для нашей дедукции высшего
принципа моральности, а упрек, который следовало бы сделать человеческому
разуму вообще; в самом деле, нельзя же ставить ему условия, а именно
посредством какого- нибудь положенного в основу интереса, ведь в таком
случае закон не был бы моральным, т.е. высшим законом свободы. Итак, мы не
постигаем практической необходимости морального императива, но мы постигаем
его непостижимость; больше этого уже нельзя по справедливости требовать от
философии, которая стремиться в принципах дойти до границы человеческого
разума.