Таким образом, если должен существовать высший практический принцип и по
отношению к человеческой воле - категорический императив, то этот принцип
должен быть таким, который исходя из представления о том, что для каждого
необходимо есть цель, так как оно есть цель сама по себе, составляет
объективный принцип воли, стало быть, может служить всеобщим практическим
законом. Основание этого принципа таково: разумное естество существует как
цель сама по себе. Так человек необходимо представляет себе свое
собственное существование; постольку, следовательно, это субъективный
принцип человеческих поступков. Но так представляет себе свое существование
и всякое другое разумное существо ввиду того же самого основания разума,
которое имеет силу и для меня; следовательно, это есть также объективный
принцип, из которого как из высшего практического основания непременно
можно вывести все законы воли. Практическим императивом, таким образом,
будет следующий: поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в
своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не
относился бы к нему только как к средству. Посмотрим, может ли это быть
выполнено.

Возьмем наши прежние примеры; тогда окажется: Во-первых, тот, кто занят
мыслью о самоубийстве, спросит себя, исходя из понятия необходимого долга
по отношению к самому себе, совместим ли его поступок с идеей человечества
как цели самой по себе. Если он, для того чтобы избежать тягостного
состояния, разрушает самого себя, то он использует лицо только как средство
для сохранения сносного состояния до конца жизни. Но человек не есть
какая-нибудь вещь, стало быть, не есть то, что можно употреблять только как
средство; он всегда и при всех своих поступках должен рассматриваться как
цель сама по себе. Следовательно, я не могу распоряжаться человеком в моем
лице, калечить его, губить или убивать. (Более подробное определение этого
принципа, какое следовало бы сделать во избежание всяких недоразумений
относительно таких случаев, как, например, ампутация членов, что-бы спасти
себя, опасность, какой я подвергаю свою жизнь, чтобы ее сохранить, и т. д.,
я должен здесь обойти молчанием: оно относится к области морали в
собственном смысле слова.)

Во-вторых, что касается необходимого долга или долга из обязательства
(schuldige) по отношению к другим, то тот, кто намеревается обмануть других
ложным обещанием, тотчас поймет, что он хочет использовать другого человека
только как средство, как если бы последний не содержал в себе также и цель.
Ведь тот, кем я хочу пользоваться для своих целей посредством такого
обещания, никак не может согласиться с моим образом действий по отношению к
нему и, следовательно, сам содержать в себе цель этого поступка. Это
противоречие принципу других людей ярче бросается в глаза, если привести
примеры покушений на свободу и собственность других. В самом деле, в этих
случаях совершенно очевидно, что нарушитель прав людей помышляет
использовать личность других только как средство, не принимая во внимание,
что их как разумные существа должно всегда ценить также как цели, т. е.
только как такие существа, которые могли бы содержать в себе также и цель
того же самого поступка.

В-третьих, что касается случайного (вменяемого в заслугу) долга по
отношению к самому себе, то недостаточно, чтобы поступок не противоречил в
нашем лице человечеству как цели самой по себе; он должен также быть с этим
согласован. В человечестве есть ведь задатки большего совершенства,
принадлежащие к числу целей природы в отношении человечества,
[представленного] в нашем субъекте; пренебрежение ими, конечно, совместимо
с сохранением человечества как цели самой по себе, но не совместимо с
содействием этой цели.

В-четвертых, что касается вменяемого в заслугу долга по отношению к другим,
то цель природы, имеющаяся у всех людей,- их собственное счастье. Хотя,
конечно, человечество могло бы существовать, если бы никто ничем не
способствовал счастью других, но при этом умышленно ничего бы от него не
отнимал, однако если бы каждый человек не стремился содействовать
осуществлению целей других, насколько это зависит от него, то это было бы
негативным, а не положительным соответствием с [идеей] человечества как
цели самой по себе. Ведь если это представление должно оказать на меня все
свое действие, то цели субъекта, который сам по себе есть цель, должны
быть, насколько возможно, также и моими целями.

Этот принцип человечества и каждого разумного естества вообще как цели
самой по себе (которое составляет высшее ограничивающее условие свободы
поступков каждого человека) взят не из опыта, во-первых, в силу своей
всеобщности, так как этот принцип распространяется на все разумные существа
вообще, никакой же опыт не достаточен для того, чтобы как-то располагать
ею; во-вторых, потому что в нем человечество представлено не как цель
человека (субъективно), т.