Скачать 163.22 Кбайт
Гипноз и мировоззрение
На вопрос: «Откуда вам это известно?» (тогда он еще из уст врача звучал с иронией), пациент ответил, что он все это видел, то ли во сне, то ли в трансе. Как видим, способности людей «с аномалией» сканировать информацию на большом расстоянии сохранились. Великие музыканты утверждали, что они не сочиняют музыку, а всего лишь записывают то, что слышат «сверху». Моцарт никогда не вел черновых записей, все писалось сразу набело. Подавляющее большинство гениев своей эпохи от Аристотеля, Платона, Вальтера и до наших дней единодушно отмечали, что гениальное и великое создается на интуитивном уровне, в состоянии некой прострации или, как говорят сегодняшние исследователи тайн работы мозга, в состоянии «измененного сознания». Именно это состояние стало предметом пристального изучения всех институтов мира, специализирующихся в этой области. Феномен гениальности давно не дает покоя ученым. Ломброзо в своей книге «Гениальность и помешательство» пишет: «Но как только прошел момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает еще ниже». Ломброзо пытается объяснить все помешательством, но это явно однобокий взгляд на феномен. Ведь состояние влюбленности тоже легко классифицируется как умопомешательство: бессонница, потеря аппетита, стихосложение, воспаленный мозг и блеск в глазах. Когда человек утрачивает объект своей любви, он сразу же опускается «ниже», его душа уже не поет. Именно это и происходит с творческими натурами, когда они заканчивают произведение или оставляют его. Не зря давно подмечено людьми творчества, что произведение считается удачным, если автору кажется, что это не он его создал. На феномен творческого процесса в свое время обратил великий ученый Иван Павлов. Он попытался проследить весь процесс при решении очередной научной задачи. Он запомнил исходную точку и конечный пункт решения. А вот весь процесс в его памяти не зафиксировался. Все дело в том, что когда требуется решать глубинные научные или художественные задачи, когда ученый или художник становится первопроходцем, тогда подключается к процессу более мощный аппарат — подсознание и все сложные мыслительные и иные неведомые нам явления происходят именно в нем. Поэтому сознание, отвечающее за акт формального логического мышления, не фиксирует работу подсознания, т.к. оно ему не подчиняется.
Если принять воззрения Ломброзо об обязательном сопровождении гениальности помешательством, то тогда остается вопрос, почему же среди психически больных 99% простых смертных. Статистика явно не в пользу концепции Ломброзо. К тому же, нельзя зацикливаться на гениях творческого ремесла: многие из них в силу специфики «не от мира сего». Не меньше гениев и в области чистой науки, где не нужна экзальтация. Там тоже не мало научных открытий характеризуются учеными как внезапное «озарение». Но эти люди с точки зрения психиатрии абсолютно здоровые люди. Поэтому правильнее говорить об «аномалии» мозга у великих людей, чем о их помешательстве. Но термин «аномалия» применим только исходя из того, что мозг этих людей может работать «не так», а качественнее и продуктивнее, чем у подавляющего большинства, по которому и устанавливался в соответствии с принципом «демократии» эталон условной нормы.
Виднейший математик XX в. А. Пуанкаре, который занимался и изучением проблем научного творчества, говоря о «бессознательной работе мозга», писал: «Что же такое открытие в математике? Оно состоит не в том, чтобы создавать новые комбинации из уже известных математических фактов. Это мог бы сделать любой, но таких комбинаций было бы конечное число, и абсолютное большинство не представляло бы никакого интереса». Пуанкаре даже в такой точной и жестко рассудочной науке, как математика, отдает должное бессознательной работе интеллекта.
Всемирно известный русский ученый Владимир Вернадский (1863-1945) так оценил роль мистического: «В истории развития человечества значение мистического настроения — вдохновения — никогда не может быть оценено слишком высоко. В той или иной форме оно проникает всю душевную жизнь человека, является основным элементом жизни».
«Сознание — это часть мозговых процессов, выделившаяся из них настолько, что субъективно кажется неким единством, но это единство обманчивый результат самонаблюдения. Другие мозговые процессы, которые вздымают сознание, как океан вздымает айсберг, нельзя ощутить непосредственно, но они дают о себе знать порой так отчетливо, что сознание начинает их искать» (С. Лем).
Считаю нужным вернуться в контексте вышесказанного к ныне активно изучаемому феномену «состояние измененного сознания» и проиллюстрировать его на собственном примере. Я, как и многие, в юности писал стихи. Процесс вымучивания стихов, мне был почти незнаком, т.к. ко мне они приходили сами и даже редко требовали шлифовки. Но зато я очень хорошо помню, что перед появлением музы, мое сознание действительно изменялось. Барьер между неким сознанием и неким подсознанием исчезал, слово и образ возникали из ниоткуда:
* * *
Я научился видеть небо
И понимать молчанье звезд,
Здесь всё молчало — даже верба,
И на ветвях сидящий дрозд.
Если принять воззрения Ломброзо об обязательном сопровождении гениальности помешательством, то тогда остается вопрос, почему же среди психически больных 99% простых смертных. Статистика явно не в пользу концепции Ломброзо. К тому же, нельзя зацикливаться на гениях творческого ремесла: многие из них в силу специфики «не от мира сего». Не меньше гениев и в области чистой науки, где не нужна экзальтация. Там тоже не мало научных открытий характеризуются учеными как внезапное «озарение». Но эти люди с точки зрения психиатрии абсолютно здоровые люди. Поэтому правильнее говорить об «аномалии» мозга у великих людей, чем о их помешательстве. Но термин «аномалия» применим только исходя из того, что мозг этих людей может работать «не так», а качественнее и продуктивнее, чем у подавляющего большинства, по которому и устанавливался в соответствии с принципом «демократии» эталон условной нормы.
Виднейший математик XX в. А. Пуанкаре, который занимался и изучением проблем научного творчества, говоря о «бессознательной работе мозга», писал: «Что же такое открытие в математике? Оно состоит не в том, чтобы создавать новые комбинации из уже известных математических фактов. Это мог бы сделать любой, но таких комбинаций было бы конечное число, и абсолютное большинство не представляло бы никакого интереса». Пуанкаре даже в такой точной и жестко рассудочной науке, как математика, отдает должное бессознательной работе интеллекта.
Всемирно известный русский ученый Владимир Вернадский (1863-1945) так оценил роль мистического: «В истории развития человечества значение мистического настроения — вдохновения — никогда не может быть оценено слишком высоко. В той или иной форме оно проникает всю душевную жизнь человека, является основным элементом жизни».
«Сознание — это часть мозговых процессов, выделившаяся из них настолько, что субъективно кажется неким единством, но это единство обманчивый результат самонаблюдения. Другие мозговые процессы, которые вздымают сознание, как океан вздымает айсберг, нельзя ощутить непосредственно, но они дают о себе знать порой так отчетливо, что сознание начинает их искать» (С. Лем).
Считаю нужным вернуться в контексте вышесказанного к ныне активно изучаемому феномену «состояние измененного сознания» и проиллюстрировать его на собственном примере. Я, как и многие, в юности писал стихи. Процесс вымучивания стихов, мне был почти незнаком, т.к. ко мне они приходили сами и даже редко требовали шлифовки. Но зато я очень хорошо помню, что перед появлением музы, мое сознание действительно изменялось. Барьер между неким сознанием и неким подсознанием исчезал, слово и образ возникали из ниоткуда:
* * *
Я научился видеть небо
И понимать молчанье звезд,
Здесь всё молчало — даже верба,
И на ветвях сидящий дрозд.
|
|