Скачать 56.34 Кбайт
Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах
Даже если допустить,
что злая сущность была вначале создана доброй и отпала от исконной сущности
по собственной вине, то первое проявление способности к богопротивному
деянию все-таки остается необъяснимым во всех предшествующих системах.
Поэтому даже если устранить не только тождество, но и всякую связь существ
мира с Богом, даже если рассматривать все их существование, а тем самым и
существование мира как отпадение от Бога, то это лишь несколько отдалило бы
трудность, но не устранило бы ее. Ведь для того чтобы проистекать из Бога,
существа мира должны были бы уже каким-либо образом существовать до этого,
следовательно, учение об эманации никак не может быть противопоставлено
пантеизму, ибо оно предполагает изначальное существование вещей в Боге и
тем самым со всей очевидностью предполагает пантеизм. Отпадение мира от
Бога может быть объяснено лишь следующим образом: либо оно непроизвольно со
стороны вещей, но не со стороны Бога - тогда вещи ввергнуты в состояние
несчастья и злобы Богом; следовательно, Бог - виновник этого состояния;
либо оно непроизвольно для обеих сторон, вызвано, как утверждают некоторые,
своего рода преизбытком сущности - совершенно несостоятельное
представление; либо, наконец, оно произвольно совершено вещами,
оторвавшимися от Бога, т. е. следствие вины, за которой последует все более
глубокое падение, тогда эта первая вина уже сама есть зло и не дает,
следовательно, объяснения своего происхождения. Однако без этого
вспомогательного предположения, которое, объясняя происхождение зла в мире,
полностью уничтожает добро и заменяет пантеизм пандемонизмом, в системе
эманации полностью исчезает противоположность между добром и злом: добро,
проходя бесчисленные промежуточные ступени и постепенно слабея, теряется в
том, в чем уже нет даже проблеска добра,- примерно так, как остроумно, но
неубедительно описывает Плотин переход изначального добра в материю и зло.
Согласно его воззрению, в ходе постоянного подчинения и отдаления возникает
нечто последнее, за пределами которого уже ничего не может возникнуть, и
именно это (неспособное к дальнейшему продуцированию) есть зло. Другими
словами, если есть нечто после первого, то должно быть и последнее, в
котором уже нет ничего от первого, и это есть материя и необходимость зла.
Из приведенных соображений очевидно, сколь несправедливо относить всю
тяжесть этой трудной проблемы к одной системе, тем более что и
предположительно более высокая, противополагаемая ей система также очень
мало удовлетворяет. Не могут здесь помочь и общие места идеализма. С
помощью столь отвлеченных понятий о Боге, таких, как actus purissimus,
вроде тех, которые выдвигала древняя философия, или тех, которые все время
создает в своем стремлении по возможности отдалить Бога от природы новая
философия, достигнуть ничего нельзя. Бог есть нечто более реальное, нежели
простой моральный миропорядок, и несет в себе совсем иные и более живые
движущие силы, чем те, которые приписывают ему абстрактные идеалисты с их
скудоумной утонченностью.
Отвращение ко всему реальному, вызывающее опасение, что духовное может быть
осквернено любым соприкосновением с ним, должно, конечно, скрыть от взора и
происхождение зла. Идеализм, базисом которого не служит живой реализм,
становится такой же пустой и отвлеченной системой, как система Лейбница,
Спинозы и любая другая догматическая система. Общий недостаток всей новой
европейской философии с самого начала (он присущ уже философии Декарта)
состоит в том, что природа для нее не существует и что она лишена живой
основы. Поэтому реализм Спинозы столь же абстрактен, как идеализм Лейбница.
Идеализм - душа философии, реализм - ее тело; лишь вместе они составляют
живое целое. Реализм не может дать философии ее принцип, но он должен быть
основой и средством, тем, в чем идеализм осуществляется, претворяется в
плоть и кровь. Философия, которой недостает этого живого фундамента,- а это
обычно является признаком того, что и идеальный принцип изначально был лишь
слабо действенен в ней,- находит свое выражение в тех системах, чьи
отвлеченные понятия о самобытии, модификациях и т. д. резко контрастируют с
жизненной силой и полнотой действительности. Там же, где идеальный принцип
действительно в высокой степени действенен, но не может найти примиряющий и
опосредствующий базис, он порождает мрачный и дикий энтузиазм, который
находит свое выражение в саморастерзании или в самооскоплении, как у жрецов
фригийской богини, что в философии происходит посредством отказа от разума
и науки.
Мы сочли необходимым начать наше исследование с правильного определения тех
существенных понятий, которые издавна, а особенно в последнее время,
постоянно подвергаются искажению.
что злая сущность была вначале создана доброй и отпала от исконной сущности
по собственной вине, то первое проявление способности к богопротивному
деянию все-таки остается необъяснимым во всех предшествующих системах.
Поэтому даже если устранить не только тождество, но и всякую связь существ
мира с Богом, даже если рассматривать все их существование, а тем самым и
существование мира как отпадение от Бога, то это лишь несколько отдалило бы
трудность, но не устранило бы ее. Ведь для того чтобы проистекать из Бога,
существа мира должны были бы уже каким-либо образом существовать до этого,
следовательно, учение об эманации никак не может быть противопоставлено
пантеизму, ибо оно предполагает изначальное существование вещей в Боге и
тем самым со всей очевидностью предполагает пантеизм. Отпадение мира от
Бога может быть объяснено лишь следующим образом: либо оно непроизвольно со
стороны вещей, но не со стороны Бога - тогда вещи ввергнуты в состояние
несчастья и злобы Богом; следовательно, Бог - виновник этого состояния;
либо оно непроизвольно для обеих сторон, вызвано, как утверждают некоторые,
своего рода преизбытком сущности - совершенно несостоятельное
представление; либо, наконец, оно произвольно совершено вещами,
оторвавшимися от Бога, т. е. следствие вины, за которой последует все более
глубокое падение, тогда эта первая вина уже сама есть зло и не дает,
следовательно, объяснения своего происхождения. Однако без этого
вспомогательного предположения, которое, объясняя происхождение зла в мире,
полностью уничтожает добро и заменяет пантеизм пандемонизмом, в системе
эманации полностью исчезает противоположность между добром и злом: добро,
проходя бесчисленные промежуточные ступени и постепенно слабея, теряется в
том, в чем уже нет даже проблеска добра,- примерно так, как остроумно, но
неубедительно описывает Плотин переход изначального добра в материю и зло.
Согласно его воззрению, в ходе постоянного подчинения и отдаления возникает
нечто последнее, за пределами которого уже ничего не может возникнуть, и
именно это (неспособное к дальнейшему продуцированию) есть зло. Другими
словами, если есть нечто после первого, то должно быть и последнее, в
котором уже нет ничего от первого, и это есть материя и необходимость зла.
Из приведенных соображений очевидно, сколь несправедливо относить всю
тяжесть этой трудной проблемы к одной системе, тем более что и
предположительно более высокая, противополагаемая ей система также очень
мало удовлетворяет. Не могут здесь помочь и общие места идеализма. С
помощью столь отвлеченных понятий о Боге, таких, как actus purissimus,
вроде тех, которые выдвигала древняя философия, или тех, которые все время
создает в своем стремлении по возможности отдалить Бога от природы новая
философия, достигнуть ничего нельзя. Бог есть нечто более реальное, нежели
простой моральный миропорядок, и несет в себе совсем иные и более живые
движущие силы, чем те, которые приписывают ему абстрактные идеалисты с их
скудоумной утонченностью.
Отвращение ко всему реальному, вызывающее опасение, что духовное может быть
осквернено любым соприкосновением с ним, должно, конечно, скрыть от взора и
происхождение зла. Идеализм, базисом которого не служит живой реализм,
становится такой же пустой и отвлеченной системой, как система Лейбница,
Спинозы и любая другая догматическая система. Общий недостаток всей новой
европейской философии с самого начала (он присущ уже философии Декарта)
состоит в том, что природа для нее не существует и что она лишена живой
основы. Поэтому реализм Спинозы столь же абстрактен, как идеализм Лейбница.
Идеализм - душа философии, реализм - ее тело; лишь вместе они составляют
живое целое. Реализм не может дать философии ее принцип, но он должен быть
основой и средством, тем, в чем идеализм осуществляется, претворяется в
плоть и кровь. Философия, которой недостает этого живого фундамента,- а это
обычно является признаком того, что и идеальный принцип изначально был лишь
слабо действенен в ней,- находит свое выражение в тех системах, чьи
отвлеченные понятия о самобытии, модификациях и т. д. резко контрастируют с
жизненной силой и полнотой действительности. Там же, где идеальный принцип
действительно в высокой степени действенен, но не может найти примиряющий и
опосредствующий базис, он порождает мрачный и дикий энтузиазм, который
находит свое выражение в саморастерзании или в самооскоплении, как у жрецов
фригийской богини, что в философии происходит посредством отказа от разума
и науки.
Мы сочли необходимым начать наше исследование с правильного определения тех
существенных понятий, которые издавна, а особенно в последнее время,
постоянно подвергаются искажению.
|
|