Скачать 56.34 Кбайт
Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах
Короче говоря, здесь невозможно отпадение, разъединение начал,
ибо здесь еще нет абсолютного, или личностного, единства. Бессознательное и
сознательное объединены в инстинкте животного лишь одним известным и
определенным, а поэтому и неизменным образом. Ибо именно потому, что они
суть лишь относительное выражение единства, они подчинены ему, и
действующая в основе сила сохраняет предназначенное им единство начал
всегда в равном соотношении. Животное никогда не может выйти из единства,
тогда как человек может произвольно разорвать вечную связь сил. Поэтому
Баадер справедливо замечает: следовало бы желать, чтобы испорченность
человека не шла дальше его уподобления животному; но к сожалению, человек
может быть только либо ниже животного, либо выше его.
Мы пытались вывести понятие зла и его возможность из первооснов, а также
выявить общий фундамент этого учения, который заключается в различении
между существующим и тем, что есть основа существования. Однако в
возможности еще не заключена действительность, между тем именно она
составляет важнейшую сторону этого вопроса. Ведь дело не в том, чтобы
объяснить только, как зло становится действительным в отдельном человеке, а
в том, чтобы выявить его универсальную действенность или показать, как оно
в качестве начала, бесспорно всеобщего, находящегося повсюду в борьбе с
добром, могло появиться в творении. Поскольку нельзя отрицать, что оно по
крайней мере в качестве всеобщей противоположности действительно, можно
заранее сказать - и это не вызывает сомнения,- что оно было необходимо для
откровения Бога; именно это и следует из сказанного ранее. Ибо если Бог в
качестве духа есть нераздельное единство обоих начал и то же единство
действительно только в духе человека, то, будь оно в человеке столь же
неразрывно, как в Боге, человек ничем бы не отличался от Бога; он
растворился бы в Боге, и не существовало бы ни откровения, ни движения
любви. Каждая сущность может открыться только в своей противоположности:
любовь только в ненависти, единство - в борьбе. Если бы не было
разъединения начал, единство не могло бы обнаружить свое всемогущество; не
будь разлада, не могла бы стать действительной любовь. Человек вознесен на
такую вершину, на которой он в равной степени содержит в себе источник
своего движения в сторону добра и в сторону зла; связь начал в нем не
необходима, а свободна. Он находится на перепутье: что бы он ни выбрал,
решение будет его деянием, но не принять решения он не может, так как Бог
необходимо должен открыться и так как в творении вообще не может оставаться
ничего двойственного. Вместе с тем Он как будто и не может выйти из этого
состояния нерешительности именно потому, что оно таково. Поэтому должно
быть некое общее основание влечения к злу, искушения, хотя бы для того,
чтобы сделать в нем живыми, т. е. довести до его сознания, оба начала.
Однако влечение к злу может как будто исходить только из некоей основной
сущности зла, поэтому признать ее необходимо; и совершенно верно
истолкование материи у Платона, согласно которому она есть изначально
противодействующая Богу и поэтому сама по себе злая сущность. Правда, до
тех пор, пока эта часть учения Платона остается по-прежнему темной, вынести
определенное суждение по данному вопросу невозможно. Однако из
предшествующего изложения явствует, в каком смысле можно говорить об
иррациональном начале как о противодействующем разуму (Verstand) или
единству и порядку, не рассматривая его при этом как основную злую
сущность. В рамках этого истолкования можно объяснить и высказывание
Платона: зло происходит из древней природы; ибо всякое зло стремится
вернуться в хаос, т. е. в состояние, когда изначальный центр еще не был
подчинен свету и есть возмущение центра, еще лишенное разума
(verstandlosen) стремление. Однако мы ведь раз и навсегда доказали, что зло
как таковое может возникнуть лишь в твари, так как только в ней возможно
такое соединение света и тьмы или обоих начал, которое может быть
разъединено. Изначальная основная сущность никогда не может быть сама по
себе злой, ибо в ней нет двойственности начал. Но мы не можем предположить
и наличие некоего сотворенного духа, который, отпав сам, возбудил в
человеке желание отпасть. Ведь вопрос заключается именно в том, как в
сотворенном возникло зло. Таким образом, для объяснения зла нам не дано
ничего, кроме обоих начал в Боге. Бог как дух (вечная связь обоих начал)
есть чистейшая любовь, в любви же никогда не может быть воли к злу, не
может быть ее и в идеальном начале. Но и Бог, для того чтобы существовать,
нуждается в основе, только эта основа находится не вне его, а в нем и
содержит в себе природу, которая, хотя и принадлежит ему самому, все-таки
отлична от него. Воля любви и воля основы - две различные воли, каждая из
которых есть для себя; однако воля любви не может противостоять воле
основы, не может и снять ее, так как в противном случае она должна была бы
противодействовать самой себе.
ибо здесь еще нет абсолютного, или личностного, единства. Бессознательное и
сознательное объединены в инстинкте животного лишь одним известным и
определенным, а поэтому и неизменным образом. Ибо именно потому, что они
суть лишь относительное выражение единства, они подчинены ему, и
действующая в основе сила сохраняет предназначенное им единство начал
всегда в равном соотношении. Животное никогда не может выйти из единства,
тогда как человек может произвольно разорвать вечную связь сил. Поэтому
Баадер справедливо замечает: следовало бы желать, чтобы испорченность
человека не шла дальше его уподобления животному; но к сожалению, человек
может быть только либо ниже животного, либо выше его.
Мы пытались вывести понятие зла и его возможность из первооснов, а также
выявить общий фундамент этого учения, который заключается в различении
между существующим и тем, что есть основа существования. Однако в
возможности еще не заключена действительность, между тем именно она
составляет важнейшую сторону этого вопроса. Ведь дело не в том, чтобы
объяснить только, как зло становится действительным в отдельном человеке, а
в том, чтобы выявить его универсальную действенность или показать, как оно
в качестве начала, бесспорно всеобщего, находящегося повсюду в борьбе с
добром, могло появиться в творении. Поскольку нельзя отрицать, что оно по
крайней мере в качестве всеобщей противоположности действительно, можно
заранее сказать - и это не вызывает сомнения,- что оно было необходимо для
откровения Бога; именно это и следует из сказанного ранее. Ибо если Бог в
качестве духа есть нераздельное единство обоих начал и то же единство
действительно только в духе человека, то, будь оно в человеке столь же
неразрывно, как в Боге, человек ничем бы не отличался от Бога; он
растворился бы в Боге, и не существовало бы ни откровения, ни движения
любви. Каждая сущность может открыться только в своей противоположности:
любовь только в ненависти, единство - в борьбе. Если бы не было
разъединения начал, единство не могло бы обнаружить свое всемогущество; не
будь разлада, не могла бы стать действительной любовь. Человек вознесен на
такую вершину, на которой он в равной степени содержит в себе источник
своего движения в сторону добра и в сторону зла; связь начал в нем не
необходима, а свободна. Он находится на перепутье: что бы он ни выбрал,
решение будет его деянием, но не принять решения он не может, так как Бог
необходимо должен открыться и так как в творении вообще не может оставаться
ничего двойственного. Вместе с тем Он как будто и не может выйти из этого
состояния нерешительности именно потому, что оно таково. Поэтому должно
быть некое общее основание влечения к злу, искушения, хотя бы для того,
чтобы сделать в нем живыми, т. е. довести до его сознания, оба начала.
Однако влечение к злу может как будто исходить только из некоей основной
сущности зла, поэтому признать ее необходимо; и совершенно верно
истолкование материи у Платона, согласно которому она есть изначально
противодействующая Богу и поэтому сама по себе злая сущность. Правда, до
тех пор, пока эта часть учения Платона остается по-прежнему темной, вынести
определенное суждение по данному вопросу невозможно. Однако из
предшествующего изложения явствует, в каком смысле можно говорить об
иррациональном начале как о противодействующем разуму (Verstand) или
единству и порядку, не рассматривая его при этом как основную злую
сущность. В рамках этого истолкования можно объяснить и высказывание
Платона: зло происходит из древней природы; ибо всякое зло стремится
вернуться в хаос, т. е. в состояние, когда изначальный центр еще не был
подчинен свету и есть возмущение центра, еще лишенное разума
(verstandlosen) стремление. Однако мы ведь раз и навсегда доказали, что зло
как таковое может возникнуть лишь в твари, так как только в ней возможно
такое соединение света и тьмы или обоих начал, которое может быть
разъединено. Изначальная основная сущность никогда не может быть сама по
себе злой, ибо в ней нет двойственности начал. Но мы не можем предположить
и наличие некоего сотворенного духа, который, отпав сам, возбудил в
человеке желание отпасть. Ведь вопрос заключается именно в том, как в
сотворенном возникло зло. Таким образом, для объяснения зла нам не дано
ничего, кроме обоих начал в Боге. Бог как дух (вечная связь обоих начал)
есть чистейшая любовь, в любви же никогда не может быть воли к злу, не
может быть ее и в идеальном начале. Но и Бог, для того чтобы существовать,
нуждается в основе, только эта основа находится не вне его, а в нем и
содержит в себе природу, которая, хотя и принадлежит ему самому, все-таки
отлична от него. Воля любви и воля основы - две различные воли, каждая из
которых есть для себя; однако воля любви не может противостоять воле
основы, не может и снять ее, так как в противном случае она должна была бы
противодействовать самой себе.
|
|