Скачать 56.34 Кбайт
Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах
Сколь общий характер носят
высказывания, что конечные существа суть модификации или следствия Бога;
какую пропасть предстоит здесь заполнить и на сколько вопросов еще дать
ответ! Спинозизм можно было бы уподобить в его окостенелости статуе
Пигмалиона, которую надо было одухотворить теплым дыханием любви; однако и
это сравнение не вполне правильно, ибо спинозизм скорее подобен творению,
набросанному лишь в общих чертах, в котором, если бы оно было одухотворено,
можно было бы обнаружить множество недостающих и незавершенных черт. Его
можно скорее сравнить с древнейшими изображениями божеств, казавшимися тем
таинственнее, чем меньше им было придано индивидуальных живых черт. Одним
словом, это - односторонне реалистическая система, причем такое
определение, которое приводится уже не впервые, звучит менее порочаще, чем
пантеизм, и значительно правильнее отражает своеобразие спинозизма.
Досадно было бы повторять здесь множество объяснений этой проблемы, которые
можно найти в первых работах автора. Целью его неустанного стремления было
показать взаимопроникновение реализма и идеализма. Основное понятие
Спинозы, одухотворенное принципом идеализма (и измененное в одном
существенном пункте), обрело и живую основу в более высоком рассмотрении
природы и познанного динамического единства душевного и духовного, из
которой вышла натурфилософия; в качестве чистой физики она могла бы
существовать и для себя, но в рамках философии в целом всегда
рассматривалась только как одна, а именно реальная ее часть, способная
подняться до подлинной системы разума, лишь будучи дополнена идеальной
частью, в которой господствует свобода. В ней (в свободе), утверждает
автор, находится последний потенцирующий акт, посредством которого вся
природа преображается в ощущение, в интеллигенцию, наконец, в волю. В
последней, высшей инстанции нет иного бытия, кроме воления. Воление есть
прабытие, и только к волению приложимы все предикаты этого бытия:
безосновность, вечность, независимость от времени, самоутверждение. Вся
философия стремится лишь к тому, чтобы найти это высшее выражение.
До этого философия поднята в наше время идеализмом: только отправляясь от
него, мы можем начать исследование нашего предмета, ибо в наше намерение
отнюдь не входит останавливаться на всех трудностях, которые могут быть
связаны и связывались с понятием свободы, если исходить из
односторонне-реалистической или догматической системы. Однако каких бы
вершин мы ни достигли в этой области благодаря идеализму и сколь ни
несомненно, что мы ему обязаны первым совершенным понятием формальной
свободы, но и идеализм для себя отнюдь не есть законченная система, и, как
только мы хотим прийти в учении о свободе к более точному и определенному
пониманию, он оставляет нас в полной растерянности. Заметим прежде всего,
что для идеализма, развитого в систему, совершенно недостаточно утверждать,
что "истинно действительное есть только деятельность, жизнь и свобода" -
это утверждение совместимо и с субъективным (неверно самого себя
понимающим) идеализмом Фихте; здесь требуется показать и обратное, а именно
что основу всего действительного (природы, мира вещей) составляет
деятельность, жизнь и свобода или, пользуясь терминологией Фихте, что не
только Я (Ichheit) есть все, но и, наоборот, все есть Я (Ichheit). Мысль
сделать свободу основой всей философии освободила человеческий дух вообще -
не только по отношению к самому себе - и произвела во всех отраслях науки
более решительный переворот, чем какая-либо из предшествующих революций.
Идеалистическое понятие есть подлинное торжество высшей философии нашего
времени и особенно ее высшего реализма. Пусть же те, кто судит о нем или
приписывает его себе, поразмыслят о том, что глубочайшая его предпосылка
есть свобода; в сколь ином свете рассматривали бы и постигали бы они тогда
это учение! Лишь тот, кто вкусил свободы, может ощутить потребность
уподобить ей вс°, распространить ее на весь универсум. Тот, кто приходит к
философии не этим путем, лишь следует за другими и подражает им в их
действиях, не чувствуя, чем эти действия вызваны. Всегда будет вызывать
недоумение, что Кант, различавший вначале вещи сами по себе от явлений лишь
отрицательно в независимости от времени, затем рассматривавший в
метафизических разъяснениях "Критики практического разума" независимость от
времени и свободу действительно как коррелятивные понятия, не пришел к
мысли распространить это единственно возможное положительное понятие бытия
самого по себе и на вещи, что позволило бы ему непосредственно возвыситься
в своем исследовании до более высокой точки зрения и преодолеть
отрицательность, характеризующую его теоретическую философию. Однако, с
другой стороны, если свобода есть вообще положительное понятие бытия самого
по себе, то исследование человеческой свободы вновь отбрасывается в область
всеобщего, поскольку умопостигаемое, которое только и составляет ее основу,
есть и сущность вещей самих по себе.
высказывания, что конечные существа суть модификации или следствия Бога;
какую пропасть предстоит здесь заполнить и на сколько вопросов еще дать
ответ! Спинозизм можно было бы уподобить в его окостенелости статуе
Пигмалиона, которую надо было одухотворить теплым дыханием любви; однако и
это сравнение не вполне правильно, ибо спинозизм скорее подобен творению,
набросанному лишь в общих чертах, в котором, если бы оно было одухотворено,
можно было бы обнаружить множество недостающих и незавершенных черт. Его
можно скорее сравнить с древнейшими изображениями божеств, казавшимися тем
таинственнее, чем меньше им было придано индивидуальных живых черт. Одним
словом, это - односторонне реалистическая система, причем такое
определение, которое приводится уже не впервые, звучит менее порочаще, чем
пантеизм, и значительно правильнее отражает своеобразие спинозизма.
Досадно было бы повторять здесь множество объяснений этой проблемы, которые
можно найти в первых работах автора. Целью его неустанного стремления было
показать взаимопроникновение реализма и идеализма. Основное понятие
Спинозы, одухотворенное принципом идеализма (и измененное в одном
существенном пункте), обрело и живую основу в более высоком рассмотрении
природы и познанного динамического единства душевного и духовного, из
которой вышла натурфилософия; в качестве чистой физики она могла бы
существовать и для себя, но в рамках философии в целом всегда
рассматривалась только как одна, а именно реальная ее часть, способная
подняться до подлинной системы разума, лишь будучи дополнена идеальной
частью, в которой господствует свобода. В ней (в свободе), утверждает
автор, находится последний потенцирующий акт, посредством которого вся
природа преображается в ощущение, в интеллигенцию, наконец, в волю. В
последней, высшей инстанции нет иного бытия, кроме воления. Воление есть
прабытие, и только к волению приложимы все предикаты этого бытия:
безосновность, вечность, независимость от времени, самоутверждение. Вся
философия стремится лишь к тому, чтобы найти это высшее выражение.
До этого философия поднята в наше время идеализмом: только отправляясь от
него, мы можем начать исследование нашего предмета, ибо в наше намерение
отнюдь не входит останавливаться на всех трудностях, которые могут быть
связаны и связывались с понятием свободы, если исходить из
односторонне-реалистической или догматической системы. Однако каких бы
вершин мы ни достигли в этой области благодаря идеализму и сколь ни
несомненно, что мы ему обязаны первым совершенным понятием формальной
свободы, но и идеализм для себя отнюдь не есть законченная система, и, как
только мы хотим прийти в учении о свободе к более точному и определенному
пониманию, он оставляет нас в полной растерянности. Заметим прежде всего,
что для идеализма, развитого в систему, совершенно недостаточно утверждать,
что "истинно действительное есть только деятельность, жизнь и свобода" -
это утверждение совместимо и с субъективным (неверно самого себя
понимающим) идеализмом Фихте; здесь требуется показать и обратное, а именно
что основу всего действительного (природы, мира вещей) составляет
деятельность, жизнь и свобода или, пользуясь терминологией Фихте, что не
только Я (Ichheit) есть все, но и, наоборот, все есть Я (Ichheit). Мысль
сделать свободу основой всей философии освободила человеческий дух вообще -
не только по отношению к самому себе - и произвела во всех отраслях науки
более решительный переворот, чем какая-либо из предшествующих революций.
Идеалистическое понятие есть подлинное торжество высшей философии нашего
времени и особенно ее высшего реализма. Пусть же те, кто судит о нем или
приписывает его себе, поразмыслят о том, что глубочайшая его предпосылка
есть свобода; в сколь ином свете рассматривали бы и постигали бы они тогда
это учение! Лишь тот, кто вкусил свободы, может ощутить потребность
уподобить ей вс°, распространить ее на весь универсум. Тот, кто приходит к
философии не этим путем, лишь следует за другими и подражает им в их
действиях, не чувствуя, чем эти действия вызваны. Всегда будет вызывать
недоумение, что Кант, различавший вначале вещи сами по себе от явлений лишь
отрицательно в независимости от времени, затем рассматривавший в
метафизических разъяснениях "Критики практического разума" независимость от
времени и свободу действительно как коррелятивные понятия, не пришел к
мысли распространить это единственно возможное положительное понятие бытия
самого по себе и на вещи, что позволило бы ему непосредственно возвыситься
в своем исследовании до более высокой точки зрения и преодолеть
отрицательность, характеризующую его теоретическую философию. Однако, с
другой стороны, если свобода есть вообще положительное понятие бытия самого
по себе, то исследование человеческой свободы вновь отбрасывается в область
всеобщего, поскольку умопостигаемое, которое только и составляет ее основу,
есть и сущность вещей самих по себе.
|
|