Неспособность к такому вызыванию представлений, которое кажется нам намеренно произвольным, и связанное с этим рассеиванием появление образов – вот две существенные особенности сновидения, которые при психологическом анализе последнего приходится признать наиболее существенными свойствами его. Относительно образов – гипнагогических галлюцинаций – мы уже говорили, что они даже по содержанию своему тождественны со сновидениями. Г. Зилъберер привел прекрасные примеры того, как даже абстрактные мысли в состоянии сна превращаются в наглядно-пластические образы, которые выражают то же самое (Jahrbuch von Bleuler – Freud, Band, I, 1909).

Таким образом, сновидение мыслит преимущественно зрительными образами, однако не исключительно. Оно оперирует и слуховыми восприятиями, а в незначительной мере восприятиями других органов чувств. Многое и в сновидении попросту мыслится или представляется совершенно так же, как в бодрственной жизни. Характерны, однако, для сновидения лишь те элементы его содержания, которые предстают перед нами в виде образов, то есть более сходны с восприятиями, чем с представлениями памяти. Устраняя все известные каждому психиатру разногласия относительно сущности галлюцинаций, мы можем сказать, что сновидение галлюцинирует, замещая мысли словами. В атом отношении не существует никакого различия между зрительными и акустическими представлениями; было замечено, что воспоминание о звуке, воспринятое перед засыпанием, превращается во сне в галлюцинацию той же мелодии, чтобы при пробуждении снова уступить место более слабому и качественно совершенно иному представлению в памяти.

Превращение представления в галлюцинацию является единственным отклонением сновидения от соответствующей ему мысли в бодрственном состоянии. Из этих образов сновидение создает ситуации, оно как бы изображает что-либо существующим, драматизирует мысль, как выражается Спитта (с. 145). Характеристика этой стороны сновидения будет, однако, полной лишь в том случае, если добавить еще, что в сновидениях субъект, как ему кажется, не мыслит, а переживает, иначе говоря, относится с полною верою к галлюцинации, по крайней мере, обычно; исключения требуют особого объяснения. Критические сомнения, что в сущности пережито не было ничего, а лишь продумано в своеобразной форме, в форме сновидения, появляется лишь по пробуждении. Эта особенность отличает сновидение от мечтаний наяву, которые никогда не смешиваются с реальной действительностью.

Бурдах резюмировал следующим образом выше упомянутую особенность сновидений (с. 476): «К существенным признакам сновидения относятся: а) то, что субъективная деятельность нашей души представляется объективной; субъект так воспринимает продукты фантазии, точно они – чувственные ощущения… б) сон является уничтожением самостоятельности. Поэтому сон требует известной пассивности… Сновидение обусловливается понижением власти субъекта над самим собою».

Далее необходимо выяснить причины веры души в галлюцинации сновидения, которые могут проявиться лишь после прекращения самостоятельной произвольной деятельности.

Штрюмпель утверждает, что образ действий души при этом вполне корректен и соответствует всецело ее внутреннему механизму. Элементы сновидения являются отнюдь не одними только представлениями, а действительными и истинными переживаниями души, проявляющимися в бодрственном состоянии через посредство органов чувств (с. 34). В то время как душа в бодрственном состоянии мыслит и представляет словами, в сновидении она оперирует реальными образами (с. 35). Кроме того, в сновидении проявляется сознание пространства: ощущения и образы, как в бодрственном состоянии, переносятся в определенное место (с. 36). Нужно признать, таким образом, что душа в сновидении занимает ту же позицию по отношению к своим образам и восприятиям, как в бодрственном состоянии (с. 43). Если при этом она все же заблуждается, то это объясняется тем, что во сне ей недостает критерия, который один только может отличить чувственные восприятия, получаемые извне и изнутри. Она не может подвергнуть эти образы испытанию, которое единственно открывает их объективную реальность. Она пренебрегает, кроме того, различием между произвольно сменяемыми образами и другими, где такой произвол отсутствует, и заблуждается, так как не может применить закона каузальности к содержанию своего сновидения (с. 58). Короче говоря, ее отделение от внешнего мира содержит в себе и причину ее веры в субъективный мир сновидений.

К тому же выводу из отчасти иных психологических соображений приходит и Дельбеф. Мы верим в реальность содержания сновидений потому, что во сне не имеем других впечатлений, которые послужили бы для сравнения и потому, что мы совершенно отделены от внешнего мира. Но в истинность наших галлюцинаций мы верим не потому, что во сне мы лишены возможности производить испытания. Сновидение может поставить перед нами все эти испытания, мы можем видеть, например, что дотрагиваемся до какого-либо предмета, между тем, как он все-таки нам только снится.