Добавим, однако, что не во всех сновидениях имеется превращение представлений в образы; есть сновидения, которые состоят только из мыслей, но за которыми все же нельзя отрицать характера сновидений. Мое сновидение «ав-тодидаскер» – как раз такое: в нем имеется едва ли больше чувственных элементов, чем если бы я продумал его содержание днем, наяву. Кроме того, в каждом более или менее продолжительном сновидении есть элементы, которые не претерпевают превращения и которые попросту продумываются или осознаются, как мы привыкли к тому в бодрствующем состоянии. Далее, мы тут же обратим наше внимание на то, что такое превращение представлений в чувственные образы производится не только сновидением, но в равной мере и галлюцинациями и видениями, которые наблюдаются либо в здоровом состоянии, либо же являются симптомами психоневрозов ш. Короче говоря, взаимоотношение, рассматриваемое нами, отнюдь не носит исключительного характера; несомненно, однако, что эта особенность сновидения кажется нам примечательной, так что мы не можем представить себе сновидение без нее. Понимание этой особенности требует, однако, особенного разъяснения.

Из всех замечаний относительно теории сновидения у различных ученых я приведу здесь одно, которое представляется мне безусловно справедливым. Великий Фех нер (25) в своей «Психофизике» высказывает по поводу сновидения следующее предположение: поле действий у сновидения иное, нежели у бодрствующего мышления. Ни одна другая гипотеза не дает возможности уяснить себе специфические особенности сновидения.

Тем самым мы подходим к идее психической локаль кости. Мы оставим совершенно в стороне то, что душевный аппарат, о котором здесь идет речь, известен нам в качестве анатомического препарата, и постараемся избегнуть искушения определить психическую локальность в каком-либо анатомическом смысле 120. Мы останемся на психологической почве и представим себе только, что инструмент, служащий целям душевной деятельности, является чем-то вроде сложного микроскопа, фотографического аппарата и т.п. Психическая локальность соответствует той части этого аппарата, в которой осуществляется одна из предварительных стадий образа. В микроскопе и подзорной трубе это, как известно, лишь идеальные точки и плоскости, в которых не расположено никаких конкретных составных частей аппарата. Просить извинения за несовершенство этих и всех аналогичных сравнений я считаю излишним. Они должны лишь помочь нашей попытке разъяснить всю сложность психической деятельности: мы разложим ее на отдельные части и поставим их в соответствие отдельным частям аппарата. Попытка определить структуру душевного инструмента при помощи такого разложения, насколько мне известно, никогда не производилась. Она кажется мне безусловно невинной. Я полагаю, что мы можем дать полную свободу нашим предположениям, если только сохраним при этом наш трезвый рассудок и не сочтем остов за здание. Так как нам для приближения к неизвестному нужны лишь вспомогательные представления, то, прежде всего, мы выставим наиболее конкретные и грубые предположения.

Мы представляем себе, таким образом, психический аппарат в виде сложного инструмента, составные части которого мы назовем инстанциями, или, наглядности ради, системами. Далее, предположим, что эти системы находятся в постоянном пространственном соотношении друг с другом, все равно как расположены, например, различные системы оптических стекол в подзорной трубе. Строго говоря, нам вовсе не нужно предлагать какое-либо реальное пространственное расположение психических систем. Достаточно, если какой-либо определенный порядок создается тем, что при известных психических процессах возбуждение с определенной последовательностью во времени проходит по всем этим системам. Эта последовательность при других процессах может претерпевать изменения, эту возможность необходимо допустить. Составные части аппарата мы краткости ради будем называть «У-системами».

Первое, что нам бросается в глаза, это то, что этот аппарат, состоящий из ^-систем, имеет определеннее направление. Вся наша психическая деятельность исходит из (внутренних или внешних) раздражении и заканчивается иннервациями. Тем самым мы утверждаем, что у аппарата имеются два конца, чувствующий и моторный. На чувствующем находится система, получающая восприятия, на моторном – другая, раскрывающая шлюзы движения. Психический процесс протекает всегда от воспринимающего конца к моторному. Общая схема психического аппарата представляется, таким образом, в следующем виде:



Это является, однако, лишь осуществлением давно уже знакомого нам требования, чтобы психический аппарат по конструкции напоминал рефлекторный аппарат. Рефлекторный процесс служит образцом всякой психической деятельности.

Предположим, что на воспринимающем конце совершается какая-либо дифференциация. Восприятия, получаемые нами, оставляют в нашем психическом аппарате след, который мы назовем «воспоминанием».