Скачать 15.92 Кбайт
Общение и конвенциональность
Так, Даммит во фразе, опущенной мною в предыдущей цитате, говорит, что "высказывание предложения служит для того, чтобы что-то утверждать...". Попробуем прежде всего установить, действительно ли утверждения регулируются конвенциями. Если считать конвенциональным положение о том, что, будучи высказанным, предложение приобретает свое буквальное значение, тогда, безусловно, конвенции присутствуют во всех высказываниях, в том числе и в утверждениях. Однако буквальное значение может не выходить (а по моему мнению, вообще не выходит) за рамки условий истинности.
Никто, я полагаю, не будет отрицать, что одно и то же декларативное предложение может иметь одно и то же значение вне зависимости от того, с какой целью оно высказано: или чтобы утверждать что-то, или пошутить, или позлить зануду, или окончить стихотворение, или задать вопрос. Следовательно, если конвенция здесь и присутствует, чтобы данное предложение воспринималось как утверждение, его высказывание с необходимостью должно сопровождаться целым "букетом" других конвенций.
Безусловно, мало просто сказать, что что-то в контексте делает то или иное предложение утверждением: это еще ничего не доказывает и ничего не говорит о конвенциональности. Более того, мы можем даже вычленить в контексте какие-то признаки, превращающие его в утверждение, однако, по-моему, эти признаки будут очень расплывчатыми, а их набор - неисчерпывающим.
Но даже если необходимые и достаточные условия были бы ясно определены и все были бы с ними согласны, из этого еще не следовало бы, что они носят конвенциональный характер: мы все согласны, что у лошади должно быть четыре ноги, но наличие у лошадей четырех ног не конвенция.
У утверждений есть еще одно свойство, предполагающее их конвенциональность. Оно заключается в том, что, высказывая какое-либо утверждение, говорящий должен иметь намерение сделать это, а также намерение убедить своих слушателей в своем первом намерении. Каждое утверждение рассчитано на аудиторию, причем оно должно обладать целым набором признаков, необходимых для того, чтобы аудитория адекватно восприняла его "утвержденческий" характер. Отсюда, на первый взгляд, было бы естественным воспринимать возможную конвенцию как полезное и удобное средство для демонстрации наших намерений высказать то или иное утверждение.
Однако Фреге был, безусловно, прав, отмечая, что "в языке нет ни одного слова, ни одного знака, чьей функцией было бы простое утверждение чего-то". Фреге, как известно, намеревался прояснить проблему введением изобретенного им знака "~". Фреге действовал здесь на основе вполне здравого принципа: если языку присуше свойство конвенциональности, оно может быть отображено при помощи символов. Однако прежде чем вводить такой знак утверждения, Фреге стоило бы задаться вопросом о том, почему такого знака не существовало ранее. Представьте себе следующее: актер играет в эпизоде, по ходу которого предполагается возникновение пожара (например, в пьесе Олби "Крошка Алиса") . По роли ему положено с максимальной убедительностью сыграть человека, пытающегося оповестить о пожаре других. "Пожар!" - вопит он и, возможно, добавляет (по замыслу драматурга): "Правда, пожар! Смотрите, какой дым!" - и т.д. И вдруг... начинается настоящий пожар, и актер тщетно пытается убедить в этом зрителей. "Пожар! - вопит он. - Правда, пожар! Смотрите, какой дым!" - и т.д. Вот ему бы знак утверждения, придуманный Фреге!
Каждому ясно, что здесь такой знак не поможет, ведь актер не замедлил бы прибегнуть к нему с самого начала, когда он еще только играл свою сценическую роль.
Подобные же рассуждения убедят нас в несостоятельности посылок о том, что сцена создает конвенциональную среду, отрицающую конвенциональность утверждений: если бы это было так, конвенциональность актерской игры также можно было бы в свою очередь изобразить символами; конечно, ни один актер и ни один режиссер и не подумают их использовать, поскольку удел людей искусства - вверять свою судьбу в наши руки.
Нам неизвестны оговоренные, общепринятые конвенции о высказывании утверждений, как неизвестны они и для приказов, вопросов, обещаний. Все эти акты типичны для человека, причем часто он добивается в них успеха, а успех этот зависит в определенной степени от того, насколько ясно он выражает при этом свои намерения осуществить именно данный акт. И уж ни в коей мере успех здесь не зависит от конвенций.
Второй момент в посылке Даммита - это заявление о наличии конвенции относительно того, что при высказывании утверждения говорящий "понимается" как "намеревающийся высказать предложение, содержащее истину". Это тоже представляется мне ошибочным, хотя и в несколько другом плане. Что действительно понятно, так это представление говорящим самого себя - при высказывании утверждения - убежденным в истинности своих слов. Но это не конвенция, а просто часть анализа того, что такое утверждение. Утверждать - значит, среди прочего, представлять себя верящим в свое собственное утверждение. Никакого конвенционального знака, который бы означал высказывание говорящим именно того, во что он верит, существовать, естественно, не может, так как в противном случае таким знаком пользовался бы любой лжец.
Никто, я полагаю, не будет отрицать, что одно и то же декларативное предложение может иметь одно и то же значение вне зависимости от того, с какой целью оно высказано: или чтобы утверждать что-то, или пошутить, или позлить зануду, или окончить стихотворение, или задать вопрос. Следовательно, если конвенция здесь и присутствует, чтобы данное предложение воспринималось как утверждение, его высказывание с необходимостью должно сопровождаться целым "букетом" других конвенций.
Безусловно, мало просто сказать, что что-то в контексте делает то или иное предложение утверждением: это еще ничего не доказывает и ничего не говорит о конвенциональности. Более того, мы можем даже вычленить в контексте какие-то признаки, превращающие его в утверждение, однако, по-моему, эти признаки будут очень расплывчатыми, а их набор - неисчерпывающим.
Но даже если необходимые и достаточные условия были бы ясно определены и все были бы с ними согласны, из этого еще не следовало бы, что они носят конвенциональный характер: мы все согласны, что у лошади должно быть четыре ноги, но наличие у лошадей четырех ног не конвенция.
У утверждений есть еще одно свойство, предполагающее их конвенциональность. Оно заключается в том, что, высказывая какое-либо утверждение, говорящий должен иметь намерение сделать это, а также намерение убедить своих слушателей в своем первом намерении. Каждое утверждение рассчитано на аудиторию, причем оно должно обладать целым набором признаков, необходимых для того, чтобы аудитория адекватно восприняла его "утвержденческий" характер. Отсюда, на первый взгляд, было бы естественным воспринимать возможную конвенцию как полезное и удобное средство для демонстрации наших намерений высказать то или иное утверждение.
Однако Фреге был, безусловно, прав, отмечая, что "в языке нет ни одного слова, ни одного знака, чьей функцией было бы простое утверждение чего-то". Фреге, как известно, намеревался прояснить проблему введением изобретенного им знака "~". Фреге действовал здесь на основе вполне здравого принципа: если языку присуше свойство конвенциональности, оно может быть отображено при помощи символов. Однако прежде чем вводить такой знак утверждения, Фреге стоило бы задаться вопросом о том, почему такого знака не существовало ранее. Представьте себе следующее: актер играет в эпизоде, по ходу которого предполагается возникновение пожара (например, в пьесе Олби "Крошка Алиса") . По роли ему положено с максимальной убедительностью сыграть человека, пытающегося оповестить о пожаре других. "Пожар!" - вопит он и, возможно, добавляет (по замыслу драматурга): "Правда, пожар! Смотрите, какой дым!" - и т.д. И вдруг... начинается настоящий пожар, и актер тщетно пытается убедить в этом зрителей. "Пожар! - вопит он. - Правда, пожар! Смотрите, какой дым!" - и т.д. Вот ему бы знак утверждения, придуманный Фреге!
Каждому ясно, что здесь такой знак не поможет, ведь актер не замедлил бы прибегнуть к нему с самого начала, когда он еще только играл свою сценическую роль.
Подобные же рассуждения убедят нас в несостоятельности посылок о том, что сцена создает конвенциональную среду, отрицающую конвенциональность утверждений: если бы это было так, конвенциональность актерской игры также можно было бы в свою очередь изобразить символами; конечно, ни один актер и ни один режиссер и не подумают их использовать, поскольку удел людей искусства - вверять свою судьбу в наши руки.
Нам неизвестны оговоренные, общепринятые конвенции о высказывании утверждений, как неизвестны они и для приказов, вопросов, обещаний. Все эти акты типичны для человека, причем часто он добивается в них успеха, а успех этот зависит в определенной степени от того, насколько ясно он выражает при этом свои намерения осуществить именно данный акт. И уж ни в коей мере успех здесь не зависит от конвенций.
Второй момент в посылке Даммита - это заявление о наличии конвенции относительно того, что при высказывании утверждения говорящий "понимается" как "намеревающийся высказать предложение, содержащее истину". Это тоже представляется мне ошибочным, хотя и в несколько другом плане. Что действительно понятно, так это представление говорящим самого себя - при высказывании утверждения - убежденным в истинности своих слов. Но это не конвенция, а просто часть анализа того, что такое утверждение. Утверждать - значит, среди прочего, представлять себя верящим в свое собственное утверждение. Никакого конвенционального знака, который бы означал высказывание говорящим именно того, во что он верит, существовать, естественно, не может, так как в противном случае таким знаком пользовался бы любой лжец.
|
|