Любое ощущение – это обратная сторона другого ощущения; в любой момент оно может превратиться в свою "противоположность" – утративший иллюзии филантроп (или, точнее, витальное в филантропе, утратившее иллюзии) становится пессимистом, рьяный проповедник удаляется в пустыню, упорный неверующий становится фанатиком, а добродетельного человека шокируют все те вещи, совершить которые у него не хватает смелости. Здесь мы открываем еще одну особенность поверхностного витального: это – неисправимый шарлатан [15], актер, бессовестный фигляр (мы даже не можем с уверенностью сказать, что смерть нашей матери не доставит ему удовольствия). Каждый раз, когда у нас исторгается крик протеста или боли (вообще, любой крик), мы можем слышать, как внутри нас хихикает обезьяна. Это известно всем, и все же мы остаемся такими же сентиментальными, как и прежде. И, в довершение всего, витальное отличается своей способностью затуманивать все – это само воплощение тумана, оно принимает силу своих ощущений за силу истины, а высоты заменяет дымящейся вершиной вулкана на дне пропасти [16].

Совершенно очевидно следующее наблюдение, вытекающее из первого, а именно – витальное абсолютно не способно помочь другим и даже просто вступать в сообщение с другими за исключением тех случаев, когда эго индивидуумов совпадают. Нет ни одной вибрации, посылаемой или, вернее, передаваемой нами, которая не могла бы тотчас же превратиться в свою противоположность в другом человеке; стоит нам только пожелать добра, как автоматически пробуждается соответствующее отрицательное чувство (как будто его принимают одновременно с первым) или соответствующее сопротивление, или противоположная реакция – кажется, что этот процесс протекает так же спонтанно и неизбежно, как химическая реакция. В действительности витальное стремится не помочь, а взять. Всегда. Любым возможным способом. Все наши чувства и ощущения запятнаны "хватанием". Чувство грусти при измене друга, например, – да и любая печаль – это верный признак вовлеченности нашего эго, потому что если бы мы по-настоящему любили людей ради них самих, а не ради себя, то мы любили бы их при любых обстоятельствах – даже если бы они стали врагами; во всех случаях мы радовались бы тому, что они существуют. Наши скорби и страдания на самом деле – это всегда признак смешения, а потому они ложны. Истинна одна только радость. Потому что истинно только то "Я" внутри нас, которое охватывает все существования и все возможные противоположности существования. Когда все находится внутри, тогда все является радостью, потому что нигде уже нет пробелов.

"А как же Сердце (с большой буквы)?" – протестуем мы. Но разве сердце не является местом самой большой неразберихи и смешения? Да и оно быстро утомляется. И в этом состоит наше третье наблюдение: наша способность радоваться – мала, наша способность страдать – также мала, мы быстро становимся безразличными к самым ужасным бедствиям; были ли у нас хоть какие-нибудь печали, которые мы не предали забвению? Мы можем вместить в себя лишь малую часть этой великой Силы Жизни. Мы не способны удержать заряд, – говорит Мать. Одно слишком глубокое дыхание – и мы кричим от радости или от боли, рыдаем, танцуем или теряем сознание. Потому что это все та же многоликая Сила, которая вливается и переполняет нас. Сила Жизни не страдает, она не тревожится и не возносится, не является ни хорошей, ни плохой – она просто есть, она течет, всеохватывающая и безмятежная. Те противоположные друг другу формы, которые она принимает в нас, – это результат нашей прошлой эволюции, когда мы были жалки, чрезвычайно жалки, разобщены, мы должны были защищать себя от этой огромной живой массы, слишком интенсивной для нас. Мы должны были различать "полезные" и "вредные" вибрации, причем первые обладали положительным коэффициентом удовольствия, симпатии или добра, а вторые – отрицательным коэффициентом страдания, отвращения или зла; но страдание – это слишком большая интенсивность все той же Силы, ведь даже удовольствие, если оно слишком интенсивно, превращается в свою причиняющую страдание противоположность: Это – {взаимные} соглашения наших чувств [17], – говорит Шри Ауробиндо; достаточно лишь незначительного перемещения стрелки сознания, – говорит Мать. Космическому сознанию в состоянии абсолютного знания и совершенного опыта все соприкосновения являются как радость, Ананда [18]. Ни что иное, как узость и недостаточность нашего сознания, являются причиной всех наших несчастий, моральных и физических, причиной нашего бессилия и вечной трагикомедии нашего существования. Но средством избавления от этого является не истощение витального, как учат моралисты, а его расширение; не отрекаться, но принимать все больше и больше, расширять свое сознание. Ведь именно в этом – смысл эволюции. По сути дела единственное, от чего нам нужно отречься – это от собственного невежества и ограниченности. Когда мы упорно цепляемся за свою жалкую фронтальную личность, за ее претензии, слащавую и неотвязную сентиментальность и священные печали, мы не люди в подлинном смысле этого слова – мы улитки Каменного Века, мы защищаем свое право на скорби и страдания [19].