Скачать 26.37 Кбайт
Против Флакка
Вот как было дело. Мы постановили воздать Гаю все почести, которые только были возможны и дозволялись законами; потом, приведя это в исполнение, представили свое постановленье Флакку с просьбой отправить посольство к самодержцу от своего имени, если уж он не дозволил нам отправить собственных наших послов. Флакк прочитал, согласно кивая головою на каждой строчке с улыбкой удовлетворения (а может, просто притворяясь довольным), потом сказал: "Хвалю вас за благочестие и, разумеется, отправлю ваше посланье самодержцу, как вы и просите, или сам буду вашим послом - пусть Гай узнает вашу благодарность. Я выражу и собственное мненье о вас, ничего не прибавляя к обильным свидетельствам вашей порядочности и законопослушания, ибо одной правды будет довольно, чтобы восхвалить вас".
Мы радовались этим обещаниям и благодарили так, как будто уже исполнились надежды и Гай прочел наше постановленье, И это было не так уж невероятно, ибо все послания, Которые передавались лично наместником, властитель разбирал без промедленья. Но Флакк, сказав "прости!" и нашим замыслам, и собственным посулам, оставил наше постановленье у себя, дабы народ наш один на всей земле сочтен был врагом самодержавной власти. Кто мог так действовать? Да только тот, кто долго, неусыпно и тщательно строил нам козни, и вовсе это не был порыв безумья, внезапно налетевший и на время затмивший разум.
Но Бог, радея о человечестве, похоже, возымел к нам жалость и отверг все льстивые и хитрые слова, которыми коварно обманул нас этот человек, отверг и ту выдумку его преступного ума, в которой ковались злые замыслы, и вскоре дал нам основанье думать, что наши надежды не будут обмануты.
Ибо когда Агриппа был в Александрии, мы говорили с ним, поведали о злоумышлениях Флакка, и тот исправил дело: взял наше постановленье, заверив, что перешлет его, и, насколько нам известно, сделал это, сопроводив словами извиненья за задержку: мол, евреи вовсе не медлили постичь науку преклоненья перед домом благодетелей, напротив, с самого начала стремились показать, что превзошли ее, но происки наместника лишили их такой возможности. И тут вступила в бой сообщница и союзница всех несправедливо обиженных, карающая безбожных людей за их безбожные поступки,- справедливость. Во-первых, Флакк был подвергнут неслыханному унижению в ввергнут в пучину таких несчастий, которых не знал никто из прежних наместников, с тех пор как власть над сушей и над морем досталась дому Августа. Ибо и при Тиберии, и при отце его Цесаре иные должностные лица, бывало, превращались из заботливых стражей во властных деспотов, и тогда вся страна тонула в неистребимом зле: царило взяточничество, грабеж, неправедные суды; невинных карали изгнанием и ссылкой, влиятельных людей уничтожали без суда; когда же кончался срок службы и эти люди возвращались в Рим, самодержцы требовали у них отчета об их делах, особенно если яз городов, где попирались законы, являлись послы. Ибо тогда самодержец становился судьей, равно беспристрастным к обеим сторонам: никто, считалось, не должен быть осужден без суда, а справедливый суд сообразуется не с чувством приязни и неприязни, но с чистой истиной.
13
Арест же Флакка происходил так. Он полагал, что смог развеять подозрения, имевшиеся у Гая за его счет,- отчасти своими посланиями, исполненными лести, отчасти речами, с которыми он выступал повсюду, сплетая подхалимство с фальшивыми хвалами, отчасти тем глубоким уважением, которое питало к нему, как думал он, большинство горожан. Однако Флакк не знал, что все это самообман, ибо упования людей порочных обычно бывают ложны: они обретают обратное тому, за что надеялись,- и совершенно ими заслуженное.
Из Рима лично Гаем был послан центурион Басс с отрядом солдат. Сев на корабль - один из самых быстроходных,- он через несколько дней вечером приблизился уже к александрийским гаваням у Фароса; он отдал рулевому приказ дрейфовать до захода солнца, ибо хотел явиться в Александрию незамеченным, боясь, что Флакк, прознав о его прибытии, предпримет что-нибудь, способное воспрепятствовать осуществлению его, Басса, планов. С наступлением темноты корабль пришвартовался в гавани. Басс со своими людьми сошел на берег и двинулся вперед, никем не узнанный я никого не узнавая, а встретив по дороге солдат из караульных четверок, велел показать ему дом главнокомандующего-Басс хотел доложить о тайных предписаниях, которые имел, дабы заручиться его поддержкой на случай, если потребуется действенная помощь. Узнав, что главнокомандующий вместе с Флакком пирует у кого-то. Басе столь же стремительно направился к дому Стефания, где собрались пирующие (этот Стефаний был вольноотпущенником Тиберия), и немного не доходя до дома, выслал вперед одного из своих людей, переодев его слугой, с тем чтобы никто ни о чем не догадался. Тот вошел в пиршественный зал под видом слуги кого-то из пирующих, все осмотрел и возвратился к Бассу с подробным рассказом. Узнав, что вход не охраняется, а Флакка сопровождает совсем немного людей, всего десять - пятнадцать прислужников-рабов, Басе дает своим спутникам знак и вместе с ними врывается в дом, а часть воинов с мечами, занявших положенье вдоль стен пиршественного зала, окружает Флакка, застав его врасплох, ибо в эту минуту он пил за здоровье какой-то особы и изливал свое расположенъе к присутствующим.
Мы радовались этим обещаниям и благодарили так, как будто уже исполнились надежды и Гай прочел наше постановленье, И это было не так уж невероятно, ибо все послания, Которые передавались лично наместником, властитель разбирал без промедленья. Но Флакк, сказав "прости!" и нашим замыслам, и собственным посулам, оставил наше постановленье у себя, дабы народ наш один на всей земле сочтен был врагом самодержавной власти. Кто мог так действовать? Да только тот, кто долго, неусыпно и тщательно строил нам козни, и вовсе это не был порыв безумья, внезапно налетевший и на время затмивший разум.
Но Бог, радея о человечестве, похоже, возымел к нам жалость и отверг все льстивые и хитрые слова, которыми коварно обманул нас этот человек, отверг и ту выдумку его преступного ума, в которой ковались злые замыслы, и вскоре дал нам основанье думать, что наши надежды не будут обмануты.
Ибо когда Агриппа был в Александрии, мы говорили с ним, поведали о злоумышлениях Флакка, и тот исправил дело: взял наше постановленье, заверив, что перешлет его, и, насколько нам известно, сделал это, сопроводив словами извиненья за задержку: мол, евреи вовсе не медлили постичь науку преклоненья перед домом благодетелей, напротив, с самого начала стремились показать, что превзошли ее, но происки наместника лишили их такой возможности. И тут вступила в бой сообщница и союзница всех несправедливо обиженных, карающая безбожных людей за их безбожные поступки,- справедливость. Во-первых, Флакк был подвергнут неслыханному унижению в ввергнут в пучину таких несчастий, которых не знал никто из прежних наместников, с тех пор как власть над сушей и над морем досталась дому Августа. Ибо и при Тиберии, и при отце его Цесаре иные должностные лица, бывало, превращались из заботливых стражей во властных деспотов, и тогда вся страна тонула в неистребимом зле: царило взяточничество, грабеж, неправедные суды; невинных карали изгнанием и ссылкой, влиятельных людей уничтожали без суда; когда же кончался срок службы и эти люди возвращались в Рим, самодержцы требовали у них отчета об их делах, особенно если яз городов, где попирались законы, являлись послы. Ибо тогда самодержец становился судьей, равно беспристрастным к обеим сторонам: никто, считалось, не должен быть осужден без суда, а справедливый суд сообразуется не с чувством приязни и неприязни, но с чистой истиной.
13
Арест же Флакка происходил так. Он полагал, что смог развеять подозрения, имевшиеся у Гая за его счет,- отчасти своими посланиями, исполненными лести, отчасти речами, с которыми он выступал повсюду, сплетая подхалимство с фальшивыми хвалами, отчасти тем глубоким уважением, которое питало к нему, как думал он, большинство горожан. Однако Флакк не знал, что все это самообман, ибо упования людей порочных обычно бывают ложны: они обретают обратное тому, за что надеялись,- и совершенно ими заслуженное.
Из Рима лично Гаем был послан центурион Басс с отрядом солдат. Сев на корабль - один из самых быстроходных,- он через несколько дней вечером приблизился уже к александрийским гаваням у Фароса; он отдал рулевому приказ дрейфовать до захода солнца, ибо хотел явиться в Александрию незамеченным, боясь, что Флакк, прознав о его прибытии, предпримет что-нибудь, способное воспрепятствовать осуществлению его, Басса, планов. С наступлением темноты корабль пришвартовался в гавани. Басс со своими людьми сошел на берег и двинулся вперед, никем не узнанный я никого не узнавая, а встретив по дороге солдат из караульных четверок, велел показать ему дом главнокомандующего-Басс хотел доложить о тайных предписаниях, которые имел, дабы заручиться его поддержкой на случай, если потребуется действенная помощь. Узнав, что главнокомандующий вместе с Флакком пирует у кого-то. Басе столь же стремительно направился к дому Стефания, где собрались пирующие (этот Стефаний был вольноотпущенником Тиберия), и немного не доходя до дома, выслал вперед одного из своих людей, переодев его слугой, с тем чтобы никто ни о чем не догадался. Тот вошел в пиршественный зал под видом слуги кого-то из пирующих, все осмотрел и возвратился к Бассу с подробным рассказом. Узнав, что вход не охраняется, а Флакка сопровождает совсем немного людей, всего десять - пятнадцать прислужников-рабов, Басе дает своим спутникам знак и вместе с ними врывается в дом, а часть воинов с мечами, занявших положенье вдоль стен пиршественного зала, окружает Флакка, застав его врасплох, ибо в эту минуту он пил за здоровье какой-то особы и изливал свое расположенъе к присутствующим.
|
|