Но только после боли и рвоты выходит изнутри вся грязь, и человек рождается заново, с новым взглядом на жизнь. Как ни странно, дзэн становится понятным только тогда, когда человек пройдет через всю эту духовную борьбу. Но факт остается фактом, что дзэн представляет собой переживание действительное и личное, а не знание, достигаемое простым анализом или сравнением. "О поэзии говорят только с поэтом; только больной знает все нужды больного". Это все объясняет. Наш разум должен созреть и настроиться на одну волну с разумом учителей. Пусть это произойдет, и когда зазвучит одна нота, родится целая симфония. Дзэн помогает нам подготовить свой разум, превращая его в прибор, способный легко воспринимать и должным образом оценивать то, что говорят древние учителя. Употребляя язык психологии, можно сказать, что дзэн раскрывает все энергии, которые мы только можем иметь в своем арсенале и о которых мы ничего не ведаем в обычных условиях.

2. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ В ДЗЭНЕ

Нас просят сказать что-нибудь объективное, что-нибудь научное относительно человеческих ценностей. Но я боюсь, что в этом смысле мне сказать нечего. Дело в том, что я не ученый, а простой, обыкновенный любитель, проявляющий серьезный интерес к развитию и обогащению человеческой культуры вообще. Именно по этой причине я прошу позволения выразить свои скромные взгляды относительно поддержки теории "бескорыстного поведения". Что касается его "причин и условий", то вопрос этот, несомненно, исследовался многими учеными, которые, может быть, нашли нечто объективное, научное и в высшей степени способствующее благосостоянию человеческого рода. Но я не стану следовать их примеру. Я хочу отметить, что существует нечто "новое" – хотя, может быть, и не научное, и не объективное – в подходе к оценке поведения человека. В действительности это нечто "новое" – вовсе не новое, оно очень старо, и то, что оно старо, делает его новым, потому что нет ничего нового под луной, и старое является новым потому, что его можно рассматривать с точки зрения, прежде игнорируемой. Все ценности в обширной области деятельности человека можно назвать старыми, дряхлыми и даже изношенными в том смысле, что с самого начала развития цивилизации мы постоянно говорим о них, вследствие чего то, что неизмеримо ценно, обесценивается, теряет свою привлекательность и, следовательно, – свою жизненность.

Одним из способов их возрождения является их переоценка, позволяющая увидеть то, что в конечном итоге составляет сущность этих ценностей. Когда мы совершаем ее, мы обнаруживаем, что в основе всех ценностей лежит бескорыстный мотив. Любое действие, совершенное с низменной, эгоистической целью, является дурным, уродливым, порождает ненависть и наносит ущерб общему благосостоянию человечества. Таким образом, в основе всякого такого действия всегда лежит эгоизм. Эго – это агент, совершающий зло. Даже тогда, когда мы, объективно говоря, делаем нечто доброе и приносящее пользу всем, наш поступок не может считаться добродетельным, если в нем содержится хоть крупица эгоизма. Грубо говоря, ценности имеют два аспекта: субъективный и объективный и я хочу особо выделить субъективный и заявляю, что ценность не является ценностью, если она не свободна субъективно от эгоистического импульса. На языке даосизма и махаяна-буддизма ценность является ценностью, если она вне ценности. Психологически это объясняется так: когда все ценности погружаются в глубины неосознанного или в океан забвения, они обретают свою истинную форму. Лао-цзы говорит, что все, что может быть отнесено к категории "того" или "этого", не есть дао. Дао не имеет имени. В тот самый момент, когда вы говорите "это хорошо", хорошее перестает быть хорошим. Действительно, хорошее хорошо само по себе, ни больше и ни меньше. Добро – это ответственность. Таким же образом дело обстоит и с остальными человеческими ценностями. Когда Бог посмотрел на мир, сотворенный в ответ на его веление: "Да будет свет", – сказал Он, – "Хорошо". Это "хорошо" не имеет ничего общего с какой-либо человеческой оценкой вещей. "Добро" – это сущность вещей, это не есть нечто, присоединяющееся к ним со стороны. В противном случае – оно не имеет никакой ценности. Любая ценность есть нечто, составляющее неотъемлемую часть этой сущности. Если вещь поистине пребывает в своей сущности, она представляет собой ценность. Искусственная красота не является красотой.

Красивое не нуждается в рекламе: мы смотрим на него, и каждый из нас знает, что оно красиво. Некоторые могут сказать, что такой род красоты, добра и истины не есть принадлежность мира человеческого, а принадлежит миру божественному, а тема нашей беседы – человеческие ценности.

Но я хотел бы спросить, существует ли что-либо такое, что, будучи божественным, одновременно не являлось бы человеческим? Человеческое и божественное – это одно и то же, так как человеческая ценность является таковой только потому, что она божественна.