Только не думать о таких вещах. Не то я тотчас сойду с ума.

Сойти с ума. Вот как, наверное, всего точней называется то, что с ней сейчас происходит. Собрав всю свою волю. Мари встала и пошла в туалет. К счастью, коридор был пуст, и она добралась до цели за минуту, которая показалась ей вечностью. Над раковиной она умылась холодной водой, и ощущение заброшенности в совершенно незнакомый и враждебный мир прошло, но страх остался.

Это пройдет, – уговаривала она себя. – Вчера ведь прошло.

Мари помнила, что вчера все длилось минут тридцать. Она заперлась в одной из кабинок и, сев на крышку унитаза, прижала голову к коленям. В этой позе зародыша стук сердца стал невыносимым, и она тут же выпрямилась.

Это пройдет.

Она оставалась там, все более чужая самой себе, словно загипнотизированная той безвыходной западней, в которую угодила. Она вслушивалась в происходящее за дверцей кабинки – шаги людей, входящих в туалет и выходящих из него, звуки открываемых и закрываемых кранов, бессмысленные разговоры на банальные темы. Неоднократно кто-то дергал дверцу, но Мари что-то бормотала и дверь оставляли в покое. Особенно грозным и зловещим был шум водослива – казалось, он вот-вот развалит здание, увлекая всех в преисподнюю.

Но все-таки страх понемногу проходил, и сердцебиение возвращалось к нормальному ритму. Хорошо еще, что ее секретарша не отличалась внимательностью и вряд ли придала какое-либо значение отсутствию начальницы, иначе за дверцей уже собрались бы все коллеги, допытываясь у Мари, что с ней такое.

Почувствовав, что она вновь в состоянии себя контролировать, Мари выбралась из кабинки, долго умывалась, потом вернулась наконец в офис.

– У вас, кажется, всю тушь смыло, – заметила одна из стажерок. – Дать вам мою косметичку?

Мари даже не удостоила ее ответом. Войдя к себе в кабинет, она взяла сумку и сказала секретарше, что уходит домой.

– Но ведь назначено столько встреч! – запротестовала секретарша.

– Здесь не вы даете указания; вы их получаете. Вот и сделайте так, как я говорю: отмените встречи.

Секретарша проводила удивленным взглядом начальницу, от которой за все три года работы не слышала ни одного резкого слова. Наверное, в самом деле какие-то серьезные неприятности: может, ей сообщили, что как раз сейчас муж дома с любовницей, вот она и торопится его застукать?

Она хороший адвокат и знает, что делает, – сказала себе секретарша. Скорее всего, уже завтра начальница попросит у нее прощения.

Но «завтра» не наступило. В ту ночь Мари долго говорила с мужем и описала ему все симптомы того, что с ней происходит. Вдвоем они пришли к выводу, что учащенное сердцебиение, холодный пот, отчужденность, беспомощность и потеря самоконтроля – все это можно назвать одним словом: страх.

С помощью мужа Мари попыталась проанализировать ситуацию. Про себя он подумал – а вдруг это рак мозга, – но ничего не сказал. Мари, в свою очередь, все больше укреплялась в подозрении, что случившееся с ней – лишь начало чего-то в самом деле ужасного, и тоже промолчала. По здравом размышлении, как и подобает умным и зрелым людям, они попытались прийти в разговоре к какому-то общему знаменателю.

– Наверное, тебе стоит пройти обследование.

Мари согласилась, но при одном условии: никто ничего не должен знать, даже их дети.

На следующий день она попросила у себя в адвокатской конторе 30-дневный отпуск за свой счет. Муж хотел отвезти ее в Австрию, где имеются лучшие специалисты по болезням мозга, но Мари отказывалась выходить из дома – теперь приступы были все чаще и все более продолжительными.

С большим трудом – главным образом при помощи успокоительных – они добрались до ближайшей больницы, где Мари прошла всестороннее обследование. У нее не нашли никакой патологии, включая и аневризму, и это принесло хоть какое-то успокоение.

Но сами приступы беспричинной и неодолимой паники никуда не исчезли. Муж ходил за покупками и готовил, а Мари ограничилась ежедневной обязательной уборкой, чтобы хоть как-то отвлечься. Она принялась читать подряд все, какие только могла найти, книги по психиатрии, но вскоре их забросила: ей казалось, что любая из описанных там болезней есть и у нее.

Самым ужасным было то, что приступы теперь стали привычными, но все равно она чувствовала все тот же страх перед той совершенно чуждой реальностью, в которую снова и снова попадала во время очередного приступа, все ту же неспособность контролировать себя. К этому прибавились угрызения совести – ведь мужу теперь приходилось работать за двоих, взяв на себя почти все домашние обязанности.

Тянулись дни, а ее состояние никак не улучшалось, и Мари начала чувствовать – и все чаще проявлять – крайнее раздражение. Достаточно было малейшего повода, чтобы она вышла из себя и заорала на мужа или на первого, кто под руку попадет, после чего неизменно начинались истерические рыдания.