Луна все еще была прибывающей, и Вероника, внимая молчаливой просьбе Эдуарда, уже уселась за пианино, как вдруг из столовой послышались звуки мужского голоса. Кто-то говорил там с иностранным акцентом, – ей не доводилось слышать такой в Виллете.

Вероника встала.

– Сейчас, Эдуард, мне не хочется играть на пианино. Мне хочется знать, что происходит в мире, о чем говорят здесь рядом и что это за посторонний человек.

Эдуард улыбался – возможно, не понимая ни единого сказанного ею слова. Но она вспомнила доктора Игоря: шизофреники могут входить в свои отдельные реальности и выходить оттуда.

– Я скоро умру, – продолжала она, надеясь, что ее слова имеют для него смысл. – Сегодня смерть задела крыльями мое лицо, а завтра или чуть позже она постучит ко мне в дверь. Тебе не стоит привыкать каждую ночь слушать пианино. Ни к чему нельзя привыкать, Эдуард. Ты только посмотри: Я снова наслаждалась солнцем, горами и даже житейскими проблемами... Я начала понимать, что отсутствие смысла жизни – это только моя вина. Мне хотелось снова увидеть эту площадь в Любляне, чувствовать ненависть и любовь, отчаяние и досаду, все те простые и глупые вещи, без которых жизнь становится такой пресной и скучной.

Если бы как-то можно было отсюда выбраться, я бы позволила себе быть безумной, – ведь безумен весь мир, и хуже всего тому, кто не знает, что он безумец, ведь ему остается лишь повторять то, что говорят другие.

Но это невозможно, понимаешь? Вот и ты тоже не можешь проводить целые дни в ожидании, когда наступит ночь и одна из пациенток сыграет на пианино, – ведь это скоро закончится. И моему миру, и твоему придет конец.

Она встала, нежно прикоснулась к лицу юноши и пошла в столовую.

Открыв дверь, она увидела необычную сцену. Столы и стулья были отодвинуты к стене, а в центре образовавшегося пустого пространства на полу сидели члены Братства, слушая мужчину в костюме с галстуком.

– ...и тогда они пригласили на беседу Насреддина, великого учителя суфийской традиции, – говорил он.

Когда дверь открылась, все посмотрели на Веронику. Мужчина в костюме повернулся к ней.

– Садитесь.

Она уселась на полу рядом со светловолосой женщиной Мари, которая была столь агрессивна во время их первой встречи. К ее удивлению, на сей раз Мари доброжелательно улыбнулась.

Мужчина в костюме продолжал:

– Насреддин назначил лекцию на два часа дня, и вокруг нее возник настоящий ажиотаж: тысяча билетов на места в зале были полностью проданы, а более шестисот человек остались снаружи, чтобы следить за беседой по внутренней телесети.

Ровно в два часа вошел ассистент Насреддина и сообщил, что по непредвиденным обстоятельствам начало беседы переносится. Некоторые возмущенно поднялись, потребовали вернуть им деньги и вышли. Но даже при этом внутри зала и снаружи еще оставалось много народу.

В четыре часа дня суфийского учителя еще не было, и люди начали понемногу покидать зал и получать обратно деньги: как-никак, рабочий день близился к концу, пора было возвращаться домой. Когда наступило шесть часов, из пришедших вначале 1700 зрителей осталось менее сотни.

И тут, пошатываясь, вошел наконец Насреддин. Казалось, он был пьян в стельку и тут же подсел к сидевшей в первом ряду красивой девушке и стал с ней любезничать.

Люди начали подниматься со своих мест, удивляясь и негодуя: как же так, они прождали четыре часа подряд, а теперь этот человек ведет себя подобным образом? Пронесся неодобрительный шепот, но суфийский учитель не придал ему никакого значения: громким голосом он говорил о том, как сексуальна эта девушка, и приглашал ее съездить с ним во Францию.

Хорош учитель, – подумала Вероника. – На их месте я поступила бы точно так же.

Выругавшись в адрес людей, которые жаловались, Насреддин попытался встать – и свалился на пол. Возмущенные зрители решили немедленно уйти, они говорили, что все это – не более чем шарлатанство, что они обратятся в газеты, которые напишут об этом унизительном зрелище.

В зале осталось девять человек. И как только группа возмущенных покинула помещение, Насреддин встал. Он был трезв, его глаза излучали свет, от него исходила аура авторитета и мудрости.

«Вы, здесь сидящие, и есть те, кому суждено меня услышать, – сказал он. – Вы выдержали два самых тяжелых испытания на духовном пути: терпение в ожидании момента истины и мужество принимать происходящее без осуждения и оценки. Вас я буду учить».

И Насреддин поделился с ними некоторыми из суфийских техник.

Мужчина сделал паузу и вынул из кармана странного вида флейту.

– Теперь немного отдохнем, а затем приступим к медитации.

Все поднялись. Вероника не знала, что ей делать.

– Ты тоже вставай, – сказала Мари, взяв ее за руку. – У нас пятиминутный перерыв.

Я уйду, не хочу вам мешать.

Мари отвела ее в угол.

– Неужели ты ничему не научилась, даже на пороге смерти? Перестань постоянно думать, будто ты всем мешаешь! Если кому-то не нравится, он сам пожалуется. А если ему недостает смелости пожаловаться, то это его проблема.