После смерти Лю Бана (195 г. до н.э.) выявилась недальновидность этого акта. Новые владельцы уделов стали все очевидней проявлять сепаратистские тенденции. Дело кончилось мятежом нескольких из наиболее крупных удельных правителей, с трудом подавленным императором Цзин-ди, который после этого сильно ограничил права владельцев уделов, запретил им иметь свое войско и назначать в уделах своих чиновников. В результате этих нововведений наследственные владения к середине II в. до н.э. превратились в нечто вроде кормлений с весьма ограниченными правами их владельцев. Но окончательный удар по удельным владениям нанес знаменитый ханьский император У-ди, крупнейший и известнейший из правителей Хань, за долгий период правления которого (140–87 гг. до н.э.) были заложены идейные и институциональные основы китайской конфуцианской империи, просуществовавшей с тех пор без заметных структурных изменений вплоть до XX в. Именно У-ди в 121 г. до н.э. издал специальный указ, согласно которому наследственные уделы должны были обязательно делиться между всеми многочисленными детьми их владельцев. Этот указ практически ликвидировал и без того не слишком устойчивый в древнем Китае принцип майората (точнее – права одного, не обязательно старшего, чаще выбранного отцом наследника на родовое владение), что практически означало исчезновение быстро дробившихся уделов.

Во времена У-ди ханьская империя была поделена на 102 области с ответственными перед центром губернаторами. Была установлена сильная бюрократическая администрация, в которой важную роль играли цензоры-прокуроры с правом действенного контроля. Для выкачивания денег из разбогатевших частных собственников была возобновлена система откупов и продажи рангов. У-ди ввел государственную монополию на выплавку железа и добычу соли, чеканку монет и изготовление вина (здесь часто как раз и действовала система откупов). Были проведены крупные конфискации земли и рабов у чересчур разбогатевших собственников. Вместе с тем некоторым из них предоставили возможность занимать определенные должности, как правило, при условии, что это будет ими хорошо оплачено. Словом, вся система администрации У-ди была скорректирована таким образом, чтобы максимально усилить государство, сделать наиболее эффективной центральную администрацию и выкачать как можно больше средств из кармана частных собственников, предоставляя некоторым из них за это определенные, до того запретные для них привилегии и к тому же используя их знания и опыт в организации необходимых производственных предприятий (система откупов и т.п.).

Казалось бы, здесь много от легизма. И это действительно так. Но при всем том нет оснований говорить о реставрации легистских методов. Суть процесса в ином – в гармоничном синтезе легизма и конфуцианства на конфуцианской основе. Для такого синтеза были, несмотря на кажущиеся антагонизмы между обеими враждующими доктринами, немалые объективные причины. Обе доктрины были социально ориентированными, рационалистичными, обе ставили во главу угла благо государства и народа и считали министров и чиновников важнейшим инструментом осуществления необходимой для этого политики. Различия на этом фоне оказались менее значимыми, нежели того можно было ожидать. Суйь их сводилась к тому, что легисты делали упор на кнут, дабы покорить своей воле не понимающий собственного блага народ, который для его же пользы следует ослабить и подчинить сильной власти, тогда как конфуцианцы делали упор на пряник, стремясь управлять с помощью обрядов, ритуалов, этики и традиций. В синтезированном ханьском конфуцианстве нашли свое место и легистский кнут, и конфуцианский пряник, причем и то и другое – во имя единой общей цели, т.е. укрепления централизованной администрации сильного государства, которая к тому же опиралась бы не только и не столько на насилие, сколько на веками отработанные нормы, традиции, на апробированную систему социальных и моральных ценностей.

Отцом ханьского конфуцианства считается Дун Чжун-шу (187– 120 гг. до н.э.), создавший новую государственную идеологию на основе наиболее приемлемых для этого идей и нововведений всех других, включая не только легизм, но также и моизм, даосизм, частично некоторые другие второстепенные доктрины китайской древности. При этом его, равно как и всех его последователей на протяжении тысячелетий, никогда не смущал идейно-философский эклектизм новой синтезированной системы ханьского конфуцианства. И это объяснялось даже не столько прагматизмом мышления, что было всегда свойственно китайским мыслителям, сколько трезвым практицизмом целеустановки: главным в новой доктрине были не столько идеи сами по себе, сколько выстроенная на их основе гигантская всеохватывающая система образа жизни и организации управления, норм и институтов. В рамках этой системы все ее многочисленные элементы, несмотря на их гетерогенное происхождение, достаточно удачно гармонировали и подкрепляли друг друга во имя упоминавшейся уже великой цели. И цель эта практически была достигнута: начиная с У-ди конфуцианский императорский Китай, несмотря на взлеты и падения, смену периодов ц