Естественно, что в таких условиях не приходится говорить о новых тенденциях в социально-экономическом развитии. Как это ни парадоксально, но частный сектор на Востоке заинтересован именно в сильной, пусть и ограничивающей его власти, ибо только она предоставляет ему сколько-нибудь гарантированные возможности для существования. Иными словами, даже собственник в рамках традиционной восточной структуры определенно тяготеет ко все той же консервативной стабильности.




Динамика исторического процесса


Итак, в основе исторического процесса на традиционном Востоке с древности лежало отчетливо выраженное стремление к консервативной стабильности. Естественно, это оказало огромное воздействие на динамику процесса. Если в Европе это было движение от низшего к высшему, от отсталого к передовому, т.е. линейная динамика прогресса, то на Востоке альтернативой ей оказалось цикличное развитие. Но значит ли это, что мы имеем дело лишь с замкнутыми и повторяющимися циклами? Не вернее ли говорить о спирали, пусть туго сжатой, с налегающими друг на друга витками? А если так, то чем же отличались витки один от другого? И что видится в конце спирали?

Вопросы не просты, и от исчерпывающего ответа на них пока стоит воздержаться. Одно несомненно: Восток не стоял на месте. Пусть медленно, но он эволюционировал; пусть с реверсиями, но в конечном счете развивался поступательно. И все же динамика его эволюции была принципиально иной. Разница здесь не толуо в том, что развитие было не линейным, а цикличным (пусть даже циклично-поступательным) и что структура сама отвергала те инновации, которые могли бы угрожать ее консервативной стабильности, ее стремлению к самосохранению, к гомеостазису. Есть и еще один существенный аспект различий, тоже тесно связанный с особенностями структуры.

Если в Европе двигателем прогресса и активным сторонником инноваций был индивид, гражданин-собственник, то в неевропейских и прежде всего древневосточных структурах отбирались и адаптировались лишь те новшества, которые имели прямо противоположный характер, т.е. соответствовали нормам корпоративной этики и интересам государства. Это были в первую очередь нововведения, направленные на укрепление эффективности власти (вспомним реформы Дария) или на ослабление общественных связей (реформы Шан Яна с его классической формулой: «Слабый народ – сильное государство!»). Это же касается и внутреннего духа религиозно-философских учений: конфуцианство в Китае и индуизм в Индии, вытеснивший буддизм, были нововведениями, в немалой степени способствовавшими усилению корпоративного коллективизма и подавлению (коль скоро они могли возникнуть) индивидуалистических тенденций.

Отчетливой тенденцией циклично-поступательной динамики исторического процесса следует считать и укрупнение политических общностей: от локальных протогосударств к более крупным региональным ранним государствам, от них – к развитым централизованным государствам, от централизованных этнически гомогенных к этнически гетерогенным супергосударствам, империям, «мировым державам». В ходе этого более количественного, хотя в некотором смысле также и качественного изменения в орбиту государств и империй втягивались многие отсталые периферийные страны и народы, т.е. ойкумена все время расширялась за счет приобщения к достижениям цивилизации новых первобытных образований.

Динамика исторического процесса видна и в изменении взаимоотношений в рамках гигантских суперструктур. По мере превращения этнической гетерогенности в норму исчезали столь важные ранее традиционные представления о кардинальной противоположности «своих» и «чужих», а это на практике означало, что рабство иноплеменников утрачивало свою первоначальную роль. Захваченные в плен, скажем, персидскими Ахеменидами уже не превращались в рабов, во всяком случае поголовно. Да и вообще рабы-иноплеменники играли все меньшую роль в обществе, но не потому, что на смену «рабовладению» шел «феодализм», как формация по-истматовски, а именно в силу только что упомянутых причин. Впрочем, общее количество рабов от этого не изменялось сколько-нибудь заметно, ибо рабами после этого все чаще становились кабальные должники, преступники.

Наконец, развивалось и общество, раскрывался его духовный и интеллектуальный потенциал, что находило свое отражение в разработке научных знаний (математика, календарь, астрономия), в технических усовершенствованиях, философских учениях, религиозных системах, не говоря уже о практических навыках в земледелии и ремеслах, об опирающейся на многовековой опыт и постоянно совершенствовавшейся культуре труда, включая агрокультуру, ремесленную специализацию, строительное искусство и многое другое.

Резюмируя, можно сказать, что древневосточные общества с точки зрения поступательного исторического процесса отнюдь не стояли на месте, так что метафора с развитием по спирали, учитывая циклический характер исторического процесса, здесь вполне уместна. Но динамика исторического процесса на традиционном Востоке не только не была линейно-прогрессивной, но, напротив, отличалась тем, что не вела к радикальным структурным переменам.