Но даже при допущении такого нелепого оборота мысли, все-таки тупая стрела г. Тихомирова не попадает в цель. Положим, в самом деле мой принцип заставлял бы меня утверждать, что русская армия не имеет права побеждать неприятеля в сражении; но ведь на том же самом основании и неприятельская армия не имеет права побеждать русскую, то есть - другими словами - никаких сражений и никакой войны вообще не должно быть: заключение безукоризненное и в логическом, и в нравственном отношении.

Но для публициста "Русского обозрения", по-видимому, "аксиоматически ясно", что война есть нечто совершенно нормальное. Однако, начиная от верховного правительства, сделавшего сохранение мира девизом своей мудрой внешней политики, и кончая последним мужиком, пашущим землю, все здравомыслящие и истинно патриотичные люди смотрят на войну как на бедствие и зло, - следовательно, признают ее явлением ненормальным.

Конечно, г. Тихомиров, приписавший мне злонамеренное изобретение справедливости, легко может объявить, что и принципиальное отрицание войны есть только что выдуманный мною абсурд. Против этого я не стану ссылаться на древних пророков Израиля, двадцать пять веков тому назад проповедовавших всеобщее разоружение: эти писатели, которых их современники преследовали как врагов отечества и опасных революционеров, едва ли могут иметь какое-нибудь значение в глазах нашего неуклонного консерватора. Убедительнее будет для него другое, более близкое свидетельство. В недавно напечатанном прекрасном письме покойного принца Петра Георгиевича Ольденбургского к князю Бисмарку читаем следующее: "Теперь задачей его<<9>> должно быть уничтожить корень зла, величайший грех, - уничтожить войну; ибо на земле никогда не будет счастия, пока правительства: 1) будут действовать противно началам христианства, 2) не дадут развиться истинной цивилизации. В чем, в сущности, заключается понятие цивилизации? В законности. Но война есть уничтожение законности, а стало быть, и отрицание цивилизации. При существующих условиях цивилизация - иллюзия, ибо она выражается лишь в достижении таких материальных благ, как железные дороги, телеграфы и машины". Упомянув о "превратных учениях", которые "побеждаются не штыками, а мудрою политикой и мерами просвещения", и отстранив затем мысль о возможности немедленного и полного разоружения, великодушный принц продолжает: "Мое мнение состоит, стало быть, в следующем: 1) уничтожить в принципе войну между цивилизованными народами и гарантировать взаимными договорами владение территориями. 2) Спорные вопросы разрешать, согласно примеру Англии и Америки, при помощи международной комиссии. 3) Установить численность военной силы всех государств международной конвенцией". (Выше была объяснена временная необходимость небольших войск, между прочим, против возможного нападения диких народов.) "Хотя уничтожение войны многими причисляется к области фантазии, я, тем не менее, имею мужество думать, что в нем заключается единственное средство спасти церковь, монархический принцип и общество и излечить государства от язвы, которая препятствует их развитию... Осуществление такой высокой, истинно христианской и гуманной идеи, исходящее непосредственно от двух могущественных монархов, явилось бы славной победой над принципами зла; наступила бы новая эра счастья; по всему миру пронеслись бы клики радости, которые нашли бы отзвук у небесных ангелов. Если Господь за меня, то кто может быть против меня, и какая сила может противостоять тем, которые действуют во имя Бога? Вот скромный взгляд старого, много испытавшего на своем веку человека, который без страха, не обращая внимания на людские толки, пред лицом Бога и вечности, следуя лишь голосу своей совести, не ищет на земле ничего иного, кроме тихой могилы подле своих дорогих предков".<<10>>

С этим истинно человечным и истинно религиозным взглядом, без сомнения, согласятся все, не носящие на себе "начертания звериного". Что касается до г. Тихомирова, если он действительно в положении двух сражающихся армий видит "аксиоматически ясный" образчик правильных человеческих отношений, то тем хуже для него. Разумеется, если в бесправии искать норму, то право и справедливость окажутся бессмыслицей. Если бы война могла служить образцом человеческих отношений, тогда самым правильным решением вероисповедного вопроса было бы - просто перестрелять всех иноверцев. Но, поистине, грубый факт, как война, вовсе не может служить инстанцией для суждения о том, что должно быть. Напротив, самый этот факт судится и осуждается принципом справедливости: так как мы сами не желаем подвергаться бедствиям войны, то не должны подвергать таковым и других.