Библиотека >> О терпимости Sanguis martirum, semen christianorum
О терпимости Sanguis martirum, semen christianorum
Д. Дидро
О ТЕРПИМОСТИ Sanguis martirum, semen christianorum — кровь мучеников — это семя христианства. Такова история религиозной нетерпимости во все века у всех наций и в отношении всего сущего. Человеку свойственно особое качество, весьма, на мой взгляд, важное: способность идти на любое рискованное предприятие. За расклейку мятежных и оскорбительных для короля афиш выносят смертный приговор. На другой день расклеивают их в двадцать раз больше и притом еще более свирепых. С того момента когда возникает угроза смерти, поступок, бывший раньше низким, становится героическим. Есть какое-то упоение в том, чтобы рисковать своей жизнью. Нетерпимость, в особенности у государя, придает важность самым незначительным по своему характеру поступкам. Нетерпимость, в особенности у государя, становится источником всевозможных обвинений и всяческой клеветы. Нетерпимость, в особенности у государя, приводит к отстранению от должностей и к назначению на должности, тогда как это должно бы происходить лишь по заслугам. Нетерпимость рождает злобные доносы и сеет ненависть среди подданных. Нетерпимость ограничивает умы и увековечивает предрассудки. Нетерпимость всегда враждебна истине и выгодна лишь лжи. Истина любит критику, от нее она только выигрывает; ложь боится критики, ибо проигрывает от нее. Нетерпимость была одним из страшных бичей моей родины. Она не только привела к кровопролитиям и к изгнанию бесчисленного множества превосходных людей всякого рода, обогативших соседние королевства, она привела, кроме того, к гибели многие превосходные умы. Было время, когда разрешалось преподавать только философию Аристотеля. Существовали древние, средневековые и новые последователи Аристотеля. Пробегая из любопытства произведения этих людей, поражаешься глубине, силе ума и неимоверному труду, вложенному в них, и говоришь себе: “Чего только не создали бы эти редкостные качества, если бы они были применены к вещам более полезным?” А как этого можно было бы достичь? На пути свободы. Человек, сказавший: “Opportetesse haereses in Ecclesia”, то есть: “Следует, чтобы и церковь имела ереси”, не сознавал всей глубины этих слов, Драка начинается из-за пустяков. Этим пустякам начинают придавать важность. Рождается одаренный человек. Он ищет богатства или славы. Если он ищет славы, он примыкает к преследуемой стороне; если он ищет богатства, он становится под знамена преследующей стороны, и он опять-таки потерян для общества. Таков ответ на вопрос, почему столько талантливых людей вступило в число христиан при возникновении этой религии: потому, что родились в те времена, когда разгорелась драка между Юпитером и Иисусом Христом. В чем же состоит великое зло, причиненное нации янсенизмом и молинизмом? В том, что жизнь таких людей, как Арно, Николь, Паскаль, Мальбранш, Лансело и множество других, прошла бесследно для развития наук и искусства моей родины. На что были употреблены все их таланты и вся их жизнь? На создание сотен томов полемических произведений, из которых при всей их талантливости нельзя onwepomsr| ни одной строчки. Из двухсот больших томов Арно сохранилась лишь его “Общая рациональная грамматика” — произведение на нескольких листках, но глубокое — подлинно львиная хватка. Что создал непостижимый гений Паскаля? Небольшой трактат о рулетке и “Письма к провинциалу” — плод негодования, вызванного глупцами, которые отнимали у него время, уродовали дух и открыли его взорам бездну, заглянув в которую он умер. Что мы унаследовали от Саси? Ничего. От Мальбранша? Призрачные видения. От Николя? Два труда по схоластическому богословию. Читая их, жалеешь о силе логики, затраченной им впустую; да, пожалуй, еще его “Очерки морали”, где глубокое знание человеческого сердца искажено признанием нелепых принципов: первородного греха, действенной благодати, предопределения, вечной славы, ада и дьявола, где все зло приписывается человеку, а все благо — богу. А затем, чего стоят восемьдесят тысяч тайных приказов об аресте (lettres de cachet), изданных в одно только правление кардинала Флери? За этой цифрой скрываются восемьдесят тысяч добрых граждан, либо брошенных в темницы, либо бежавших из отечества в отдаленные страны, либо сосланных в далекие хижины. Все они были рады пострадать за доброе дело, но все погибли для государства, которому эти преследования обошлись в огромную сумму. На одни обыски после появления книги “О новом духовенстве” (“Nouvelles ecclesiastiques”) были истрачены миллионы. Пусть бы позволили свободно печатать этот скучный памфлет, на который так набросились вначале,— и никто не стал бы его читать. Среди всех этих бедствий возникли гонимое картезианство и внушавший ужас гассендизм, или эпикурейство. То благо, которое могли бы дать эти два направления, старавшиеся, каждое по-своему, построить философию маленьких телец, было уничтожено силой, а зло, принесенное ими, укоренилось. Декарт, этот защитник бытия бога, был вынужден спасаться от преследований как безбожник; а бедному Гассенди пришлось нацепить на Эпикура маску христианства, чтобы избегнуть мученического венца. И вот от Гассенди не сохранилось ничего, а от Декарта остались применение алгебры к геометрии и три бессмертных произведения—“Логика”, “Диоптрика” и “Рассуждение о методе”. | ||
|