Скачать 151.59 Кбайт
Безграничное восточные и западные стратегии саморазвития человека
В истории интеллектуального мира было немного переворотов, сравнимых с этим.
Чтобы понять, почему "квантовая революция" стала таким потрясением для науки, надо вспомнить, что к началу XX века за плечами у нее было около четырнадцати десятилетий поразительных успехов. Вселенная рассматривалась, по крайней мере глазами классической физики, как совокупность отдельных вещей и событий, каждое из которых имело совершенно определенные границы в пространстве и времени и было изолировано от других. Кроме того, считалось что эти обособленные объекты – планеты, скалы, метеориты, яблоки, люди, – могут быть точно измерены и сосчитаны, что, в свою очередь, позволяет открывать научные законы и принципы.
Процедура эта была столь успешной, что ученые стали думать, будто все в природе подчиняется этим законам. Мир рассматривался как гигантский биллиардный стол, где все отдельные вещи взаимодействовали по ньютоновским законам, слепо и случайно сталкиваясь между собой подобно биллиардным шарам. Когда ученые начали исследовать мир субатомной физики, они, естественно, предполагали, что ньютоновские законы, либо им подобные, подойдут также к протонам, нейтронам и электронам. А они не подошли. Совсем не подошли, вообще не подошли. Испытанное при этом потрясение было сродни тому, как если бы в один прекрасный день вы сняли перчатку и вместо руки обнаружили у себя клешню омара.
Более того, "последние кирпичики" мироздания, такие как электроны, не просто не подчинялись старым физическим законам. Невозможно было определить даже, где они находятся! Как говорил об этом Гейзенберг,
мы больше не могли рассматривать эти кирпичики вещества, которые первоначально принимали за последнюю объективную реальность, "сами по себе". Потому что они пренебрегали всеми формами объективного положения в пространстве и во времени.
Субатомные биллиардные шары не только не соблюдали установленных законов, но, как оказывалось, даже не существовали, – по крайней мере, в форме неких отдельных объектов. Иными словами, атом вел себя не как дискретная "вещь". Старая физика метафорически рассматривала атом как миниатюрную солнечную систему, с нейтронами и протонами, составляющими ядро-солнце, и отдельными планетами-электронами, вращающимися вокруг него. Но теперь атом начал больше походить на туманное облако, постепенно переходящее в окружающее пространство. Как отмечал Генри Стапп, "элементарная частица – это не независимо существующий неделимый объект. В сущности, она представляет собой совокупность отношений, обращенных во вне, к другим вещам". Положение этих конечных строительных элементов реальности невозможно было определить, потому что у них, попросту говоря, не было границ.
Кроме того, поскольку эти "последние кирпичики" вселенной не имели определенных границ, они не могли быть адекватно измерены. Это очень расстроило физиков, так как они располагали лишь линейкой научного измерения, исчисления, – инструментом создания мета-границ. Тот факт, что эти фундаментальные строительные элементы мироздания никогда и ни при каких обстоятельствах не могут быть полностью измерены, был назван принципом неопределенности Гейзенберга, и ознаменовал конец классической физики. Сам Гейзенберг называл это "устранением жестких рамок". Старые границы рухнули.
Так как субатомные частицы не имели границ, у них не могло быть и мета-границ, они не могли быть измерены; а поэтому не могло быть и точных мета-мета-границ, не могло быть "законов", которым бы они подчинялись. По сей день не создана мета-мета-карта, не выведен закон движения отдельного электрона, и прежде всего потому, что у отдельного электрона нет границы. Вы не можете установить мета-границу или мета-мета-границу, не имея для начала границы. Теперь физики-ядерщики вынуждены работать с вероятностями и статистикой. Это значит, что измерению подвергается группа однотипных субатомных элементов, достаточная для того, чтобы физики могли считать ее отдельным объектом, обладающим якобы определенной границей. Это позволяет им строить мета-границы и предлагать наукообразные догадки относительно того, как может себя вести вся система в целом. Но решающий момент состоит в том, что физики теперь знают об условности этих границ и безграничности фундаментальных элементов мироздания как таковых.
В свете современной физики легче увидеть, в чем состояло заблуждение классической физики. Она была так восхищена успехом устанавливаемых ею мета-границ и мета-мета-границ, что совершенно забыла об условной природе исходных границ. Мета-границы и мета-мета-границы были так полезны, они давали такую политическую и технологическую власть, что представителям классической физики не приходило в голову, что исходные границы могут быть ложными. Иными словами, они вывели законы, управляющие отдельными вещами, лишь затем, чтобы обнаружить, что отдельных вещей не существует.
Чтобы понять, почему "квантовая революция" стала таким потрясением для науки, надо вспомнить, что к началу XX века за плечами у нее было около четырнадцати десятилетий поразительных успехов. Вселенная рассматривалась, по крайней мере глазами классической физики, как совокупность отдельных вещей и событий, каждое из которых имело совершенно определенные границы в пространстве и времени и было изолировано от других. Кроме того, считалось что эти обособленные объекты – планеты, скалы, метеориты, яблоки, люди, – могут быть точно измерены и сосчитаны, что, в свою очередь, позволяет открывать научные законы и принципы.
Процедура эта была столь успешной, что ученые стали думать, будто все в природе подчиняется этим законам. Мир рассматривался как гигантский биллиардный стол, где все отдельные вещи взаимодействовали по ньютоновским законам, слепо и случайно сталкиваясь между собой подобно биллиардным шарам. Когда ученые начали исследовать мир субатомной физики, они, естественно, предполагали, что ньютоновские законы, либо им подобные, подойдут также к протонам, нейтронам и электронам. А они не подошли. Совсем не подошли, вообще не подошли. Испытанное при этом потрясение было сродни тому, как если бы в один прекрасный день вы сняли перчатку и вместо руки обнаружили у себя клешню омара.
Более того, "последние кирпичики" мироздания, такие как электроны, не просто не подчинялись старым физическим законам. Невозможно было определить даже, где они находятся! Как говорил об этом Гейзенберг,
мы больше не могли рассматривать эти кирпичики вещества, которые первоначально принимали за последнюю объективную реальность, "сами по себе". Потому что они пренебрегали всеми формами объективного положения в пространстве и во времени.
Субатомные биллиардные шары не только не соблюдали установленных законов, но, как оказывалось, даже не существовали, – по крайней мере, в форме неких отдельных объектов. Иными словами, атом вел себя не как дискретная "вещь". Старая физика метафорически рассматривала атом как миниатюрную солнечную систему, с нейтронами и протонами, составляющими ядро-солнце, и отдельными планетами-электронами, вращающимися вокруг него. Но теперь атом начал больше походить на туманное облако, постепенно переходящее в окружающее пространство. Как отмечал Генри Стапп, "элементарная частица – это не независимо существующий неделимый объект. В сущности, она представляет собой совокупность отношений, обращенных во вне, к другим вещам". Положение этих конечных строительных элементов реальности невозможно было определить, потому что у них, попросту говоря, не было границ.
Кроме того, поскольку эти "последние кирпичики" вселенной не имели определенных границ, они не могли быть адекватно измерены. Это очень расстроило физиков, так как они располагали лишь линейкой научного измерения, исчисления, – инструментом создания мета-границ. Тот факт, что эти фундаментальные строительные элементы мироздания никогда и ни при каких обстоятельствах не могут быть полностью измерены, был назван принципом неопределенности Гейзенберга, и ознаменовал конец классической физики. Сам Гейзенберг называл это "устранением жестких рамок". Старые границы рухнули.
Так как субатомные частицы не имели границ, у них не могло быть и мета-границ, они не могли быть измерены; а поэтому не могло быть и точных мета-мета-границ, не могло быть "законов", которым бы они подчинялись. По сей день не создана мета-мета-карта, не выведен закон движения отдельного электрона, и прежде всего потому, что у отдельного электрона нет границы. Вы не можете установить мета-границу или мета-мета-границу, не имея для начала границы. Теперь физики-ядерщики вынуждены работать с вероятностями и статистикой. Это значит, что измерению подвергается группа однотипных субатомных элементов, достаточная для того, чтобы физики могли считать ее отдельным объектом, обладающим якобы определенной границей. Это позволяет им строить мета-границы и предлагать наукообразные догадки относительно того, как может себя вести вся система в целом. Но решающий момент состоит в том, что физики теперь знают об условности этих границ и безграничности фундаментальных элементов мироздания как таковых.
В свете современной физики легче увидеть, в чем состояло заблуждение классической физики. Она была так восхищена успехом устанавливаемых ею мета-границ и мета-мета-границ, что совершенно забыла об условной природе исходных границ. Мета-границы и мета-мета-границы были так полезны, они давали такую политическую и технологическую власть, что представителям классической физики не приходило в голову, что исходные границы могут быть ложными. Иными словами, они вывели законы, управляющие отдельными вещами, лишь затем, чтобы обнаружить, что отдельных вещей не существует.
|
|