Ночью и днем. Мы будем пробовать любое кушанье, сготовленное для тебя. Нет-нет, не спорь, здесь нет никакой нашей жертвы. Все будут знать, что мы отведываем и отпиваем до тебя. А следовательно, никто не станет сыпать отраву в еду, чтобы потом твой гнев обрушился на каждого обитателя этой твердыни. Твои солдаты, нет спору, нуждаются в отдыхе. Киликия населена христианами. Султан Икония не имеет столько сил, чтобы пройти через горы и ударить по тебе снова. Саладин пока далеко. Эта область состоит из вершин и расщелин, замечательных природных бастионов, и, по-моему, не сыскать другого лучшего места, чтобы нам всем восстановить силы.



Через день пути в направлении Селевкии они углубились в теснину, где проход был возможен узким строем вдоль течения горной реки. Вдруг ущелье раздвинулось, и река растеклась на плоском месте, а потом снова вошла в тесное русло и, бурля, утянулась вниз. На совсем близком расстоянии от берега возвышалась, вырастая из плоскости, как гриб, какая-то громада неопределенного очертания, она показалась лазоревой, так как войско подходило с востока, а солнце садилось за ней, и издалека сложно было сказать, человеческое или природное она творение. Только подойдя ближе, путники увидели, что громадный контур представляет собой горный пик, на самой макушке которого высится оборонная постройка, откуда, безусловно, есть возможность владычествовать и над этим логом и над всеми отрогами окрестных гор.

– Добро пожаловать, – сказал Ардзруни. – Ты, господин, можешь расселить войско на этом плоскогорье. Советую разбить лагерь за рекой, там достаточно места для палаток, вдоволь воды для людей и коней. Крепость моя невелика, я могу пригласить только тебя и отряд верников.

Фридрих велел сыну заняться лагерем, оставаясь при войске. А с собой он брал только десять латников и Баудо-лино с друзьями. Сын его было заспорил, заявил, что желает поселиться с отцом, а не за целую милю. Он опять косился на Баудолино и его присных с недоверием. Но отец был неколебим. – Скоро лягу спать в замке, – сказал он. – Завтра искупаюсь в реке. На все это вы мне не нужны. Утром вплавь доберусь до вас с ранним приветом. – Скрепя сердце сын ответил, что воля императора закон.

Император удалился от армии в сопровождении десяти охранников, Баудолино, Поэта, Гийота, Борона, Абдула, Соломона и Бойди, державшего Зосиму на поводке. Всем было интересно, как попадают в крепость. Объехав подошву горы, все наконец увидели: западный склон был не так обрывист, и в нем выбиты уступы, так что можно подыматься даже верхами, хотя и строем не шире двоих всадников. Кто бы ни явился с недобрыми умыслами, был бы обязан медленно подыматься по порожистой тропе, и двое лучников с зубцов успевали бы снять любое количество штурмующих, беря их на прицел пару за парой.

В конце подъема были ворота и вход на плац. Тропинка не кончалась у ворот, а шла вдоль крепостного вала, сужаясь донельзя над пропастью, и доходила до второго малого входа на северном склоне горы, сразу после ворот обрываясь в откос.

Они вступили на плац, откуда можно было видеть фасад замка, угрюмый и истыканный бойницами. В любом случае вторую защиту являли толстые валы, продолжавшие собой обрыв. Фридрих расставил часовых на валах, они с высоты могли оборонять подъездную дорогу. Ардзруни, по-видимому, караульщиков не держал, только несколько бравых молодцов внутри замка приглядывали за основными проходами и коридорами. – У меня нет потребности в войске, – горделиво усмехнулся Ардзруни. – Эта твердыня неприступна. А кроме того, как сам увидишь, господин святой император, мы не в военном городке. Мой приют служит для научных исследований воздуха, огня, земли и воды. Иди со мной, я покажу достойные тебя покои.

Все поднялись по лестнице и на втором повороте вошли в обширную оружейную залу, у стен располагались сундуки, на стенах рыцарская амуниция. Ардзруни открыл массивную деревянную окованную железом дверь и пропустил Фридриха в роскошно убранную спальню. Кровать под балдахином, поставец с чашами и золотыми светильниками, на верхней полке которого был размещен ковчег из темного дерева: то ли сундук, то ли киот. Большой очаг с открытым устьем, с уже приготовленными дровами и какими-то каменьями, похожими на угли и вымазанными черным маслянистым составом, надо думать для подпитки огня. Под дровами и щепками был сухой хворост, а поверху – обломанные ветви неизвестно какого благовонного ягодного дерева или куста.

– Лучшая из моих комнат, – сказал Ардзруни. – Великая честь мне пригласить тебя сюда. Окошко открывать не советую. Оно выходит на восток и с утра солнце помешает спать. Через цветные стекла, совершенство венецианского искусства, луч не пройдет, а мягко просочится, не нарушая твоего покоя.

– Не может кто-нибудь залезть в окно? – спросил Поэт.

Ардзруни, пыхтя, принялся отпирать многочисленные щеколды. – Видишь, – показал он, – оно очень высоко. А вон там за двором и обрыв, над ним караулят люди императора.