«Почему вы придерживаетесь проарабских и антиеврейских взглядов?» – спросил в 1936 году один турист английского офицера, занимавшего довольно высокий пост. «Потому что арабы – джентльмены, а евреи – нет», – огрызнулся тот. Но самое выразительное определение отношения среднего британского офицера времен мандата к ситуации в Палестине дал Горас Сэмюэл: «Они считают Декларацию Бальфура чертовским вздором, евреев – чертовской помехой, а арабов – чертовски хорошими ребятами» (161, 39). Приводимые ниже строки принадлежат перу С. Р. Эшби, представителю наиболее образованных кругов гражданской администрации. Средневековые предубеждения переплетены у него с предубеждениями современными, а критика и прогнозы на будущее служат образчиком взглядов, характерных для официальных лиц в подмандатной Палестине 25 лет назад:

"Я не встречал еще ни одного сиониста, о котором я мог бы с уверенностью сказать, что его политика умна и конструктивна… Все умные евреи или равнодушны, или враждебны. Во всем этом движении есть что-то наигранное, что-то журналистское… Как-то мой американский друг, прогуливаясь со мной по иерусалимским улицам, сказал, указав на медленно плетущихся, вялых горожан: «Эти люди – не материал, необходимый для создания государства».

Кроме того, невозможно представить себе еврея вне сферы торговых сделок, он несет на лбу клеймо ловкого дельца Иакова, и, несмотря на все благородство его убеждений, на величие его мессианской идеи, нельзя быть уверенным в том, что в качестве сиониста он не займется экономической эксплуатацией Святой земли в своих интересах и в интересах своего племени" (7, 65). Ни паломники, ни туристы, ни журналисты, пишущие книги о Святой земле, обычно не упоминают о трагических последствиях этого недоброжелательства. Убийство еврея или араба редко рассматривалось властями как преступление, равное убийству англичанина. Во время беспорядков 1929 года власти не только не обеспечили безопасность еврейского населения, но фактически запретили евреям защищать самих себя: разоружив еврейское население, они тем самым лишили его права на самозащиту. Такое поведение британских властей убедило арабов в том, что евреев можно убивать безнаказанно. Никто всерьез не пытался найти убийц, а тех, кто все же был пойман, обычно оправдывали «за недостатком улик». «Произошли стычки между арабами и евреями», – к этому выражению неизменно прибегали власти для обозначения нападений на людей, которых они разоружили, людей, за безопасность которых они несли прямую ответственность. Словесные уловки такого рода годятся лишь на короткое время, позволяя не называть вещи своими именами. «Постоянно происходили стычки», – так описывал еврейские погромы 1938 года один из военных преступников в Нюрнберге. Гиммлер прибег к такой же уловке, чтобы оправдать убийство немецким населением английских и американских летчиков, выбрасывавшихся с парашютами над территорией Германии: «Вмешательство в стычки между немцами и английскими и американскими пилотами-террористами не является задачей полиции».

Разумеется, комиссия, прибывшая из Англии для расследования причин «волнений», пришла к заключению, что администрация сделала все возможное. Английское общественное мнение было успокоено историями о галантных и обаятельных арабах.

Однако иностранцев нельзя было одурачить так легко. «Массовые убийства и грабежи во время беспорядков 1929 года, – писал голландский консул Дж. Н. Канн, – навсегда останутся пятном на репутации британской администрации» (97, 36 и 57). Г-н Канн был шокирован не только поведением палестинской полиции, которая зачастую потворствовала убийствам, а по некоторым сообщениям даже принимала в них участие, но и предубежденностью суда, неоднократно уклонявшегося от признания виновности убийц. Он приводит историю судебного фарса, разыгранного после убийства 24 августа 1929 года еврейской семьи русского происхождения. В течение многих лет семья Маклеф жила в поселении Моца в 4 милях от Иерусалима. За два дня до нападения они получили предупреждение; тогда же они обратились с просьбой о помощи в полицию, но получили отказ. Отец семейства, две его дочери и сын были убиты на месте, а жена смертельно ранена. Другой сын, восемнадцатилетний Хаим, прикладом ружья убил главаря бандитов и вместе с девятилетним братом Мордехаем выпрыгнул из окна на задний двор. Добежав до шоссе, находившегося на расстоянии трехсот метров от дома, они обратились за помощью к бронированному конвою британских ВВС, остановившемуся напротив фермы. Англичане смотрели на пламя и дым, поднимавшиеся от дворовых построек. Хаим умолял командира конвоя оказать помощь его матери, которая, несмотря на множество ножевых ран, была еще жива. Офицер отказался, и конвой проследовал дальше. На следующий день вступило в действие британское правосудие: Хаим был арестован по обвинению в убийстве. Его продержали в тюрьме несколько дней, а затем освободили. Вслед за тем были арестованы арабы, участвовавшие в погроме. Они были опознаны Хаимом, его младшей сестрой, которой тоже удалось спастись, Мордехаем и двумя соседями.