Представление об объективном принципе, поскольку он принудителен для воли,
называется велением (разума), а формула веления называется императивом.

Все императивы выражены через долженствование и этим показывают отношение
объективного закона разума к такой воле, которая по своему субъективному
характеру не определяется этим с необходимостью (принуждение). Они говорят,
что делать нечто или не делать этого - хорошо, но они говорят это такой
воле, которая не всегда делает нечто потому, что ей дают представление о
том, что делать это хорошо. Но практически хорошо то, что определяет волю
посредством представлений разума, стало быть, не из субъективных причин, а
объективно, т. е. из оснований, значимых для всякого разумного существа,
как такового. В этом состоит отличие практически хорошего от приятного;
приятным мы называем то, что имеет влияние на волю только посредством
ощущения из чисто субъективных причин, значимых только для того или иного
из чувств данного человека, но не как принцип разума, имеющий силу для
каждого .

Совершенно добрая воля, таким образом, также подчинялась бы объективным
законам (добра), но на этом основании нельзя было бы представлять ее как
принужденную к законосообразным поступкам, так как сама собой, по своему
субъективному характеру, она может быть определена только представлением о
добре. Поэтому для божественной и вообще для святой воли нет никаких
императивов; долженствование здесь но на своем месте, так как воление само
собой необходимо согласно с законом. Поэтому императивы суть только формулы
для выражения отношения объективных законов воления вообще к субъективному
несовершенству воли того или другого разумного существа, например воли
человека.

Все императивы, далее, повелевают или гипотетически, или категорически.
Первые представляют практическую необходимость возможного поступка как
средство к чему-то другому, чего желают (или же возможно, что желают)
достигнуть. Категорическим императивом был бы такой, который представлял бы
какой-нибудь поступок как объективно необходимый сам по себе,
безотносительно к какой-либо другой цели.

Так как каждый практический закон представляет возможный поступок как
хороший и поэтому как необходимый для субъекта, практически определяемого
разумом, то все императивы суть формулы определения поступка, который
необходим согласно принципу воли, в каком-либо отношении доброй. Если же
поступок хорош только для чего-то другого как средство, то мы имеем дело с
гипотетическим императивом; если он представляется как хороший сам по себе,
стало быть как необходимый для воли, которая сама по себе сообразна с
разумом как принципом ее, то императив - категорический.

Императив говорит, таким образом, какой возможный с моей стороны поступок
был бы хорошим, и представляет практическое правило по отношению к такой
воле, которая не совершает непременно поступка только потому, что он хорош,
так как отчасти субъект не всегда знает, что поступок хорош, отчасти же,
если бы он это и знал, его максимы все же могли бы противоречить
объективным принципам практического разума.

Гипотетический императив, следовательно, говорит лишь, что поступок хорош
для какой-нибудь возможной или действительной цели. В первом случае он
проблематически-практический, а во втором - ассерторически-практичоский
принцип. Категорический императив, который признает поступок сам по себе,
безотносительно к какому-нибудь намерению, т. е. и без какой-либо другой
цели, объективно необходимым, имеет силу аподектически-практического
принципа .

То, что исполнимо только силами какого-нибудь разумного существа, можно
мыслить себе и как возможную цель для какой-нибудь воли, и поэтому,
поскольку поступок представляется необходимым, для того чтобы достигнуть
какой-нибудь вызываемой этим возможной цели, принципов [совершения]
поступков на самом деле бесконечно много. Все науки имеют какую-то
практическую часть, состоящую из указаний (Aufgaben), что какая-нибудь цель
для нас возможна, и из императивов, [предписывающих то], как она может быть
достигнута. Такие императивы могут поэтому вообще называться императивами
умения. Разумна ли и хороша ли цель,- об этом здесь и речи нет, речь идет
лишь о том, что необходимо делать, чтобы ее достигнуть. Предписания для
врача, чтобы основательно вылечить пациента, и для отравителя, чтобы
наверняка его убить, равноценны постольку, поскольку каждое из них служит
для того, чтобы полностью осуществить поставленную цель. Так как в детстве
не знают, какие цели могут встретиться в жизни, то родители прежде всего
стараются научить своих детей многому и заботятся об умении применять
средства ко всевозможным целям; при этом ни о какой из них они но могут
определенно сказать, что она действительно станет в будущем целью их
воспитанника, хотя возможно, что она у него когда-нибудь будет.