Скорее, он попробует увлечь неофита красотой тайны и поэзией непонимания.
* О глоссолалии (как разновидности речевого расстройства и как экстатической речи мистика) см. §37, в связи с анализом заговора-абракадабры.

** Эзотерический (греч. esoterikos – внутренний) – тайный, скрытый, предназначенный для посвященных (о религиозных обрядах, мистических учениях, магических знаках, формулах). Антоним – экзотерический (греч. exoterikos – внешний) – не представляющий тайны, предназначенный и для непосвященных; открытый, доступный многим.

77. Мистика или назидание?
Выбор апостола Павла и "Откровение" Иоанна Богослова.
Христианская мистика за церковной оградой
Раннее христианство, жившее еще недавней памятью об Иисусе Христе и верой в его скорое второе пришествие, в единение с Богом, было по своим устремлениям глубоко мистично. Вместе с тем для первых христиан, если не считать секту ессеев (иудео-христиан), не характерен эзотеризм. Напротив, апостолы несли учение людям и не жалели усилий для его распространения и популяризации. Об этом не однажды говорится в "Новом Завете".


В "Евангелии от Матфея" есть образ свечи, которую зажгли, чтобы осветить дом, а не скрывать ее свет под сосудом: "И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме" (Мтф 5, 15). "Апостол языков" Павел, возможно, полемизируя с замкнутостью кумранских ессеев, выступает за проповедь учения среди всех, кто ищет нового неба – независимо от языка, учености, социального статуса: "Я должен и Еллинам и варварам, мудрецам и невеждам" (Рим 1, 14).
Павлу принадлежит замечательно глубокое и человечное осмысление главной проблемы религиозной коммуникации: как сочетать "дар языков", т.е. мистику, с "назиданием" многих. В "даре языков", т.е. в способности к мистическому общению на незнакомом языке, Павел видит мистическую одаренность, позволяющую тому, кто наделен этим даром, приблизиться к Богу. Однако, по мысли Павла, церковь более нуждается в тех, кто может говорить на языке, понятном многим (в его терминологии – пророчествовать): "Кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом. А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя, а кто пророчествует, тот назидает церковь. Ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. А потому говорящий на незнакомом языке молись о даре истолкования я более вас всех говорю языками; Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке" (1 Кор 14, 2-19).

Вместе с тем уже в "Новом Завете" отчетливо обозначилась и мистическая христианская струя – в "Евангелии от Иоанна" и особенно в "Откровении Иоанна Богослова (Апокалипсисе)".

Иоанн, любимый ученик Христа, – прототип аскета-прозорливца, "духоносного старца". Он единственный из апостолов, кого традиция называет Богословом – "за высоту его учения о Боге Слове" (как сказано о нем у одного церковного писателя). По данным С.С. Аверинцева, византийские авторы прилагают к апостолу Иоанну слово мист – термин, еще в дохристианские времена означавший посвященного в мистерию (ср. церк. –слав. таинник). Он более других учеников лично близок Христу и поэтому "пригоден для восприятия и возвещения особенно глубоких тайн веры (начало "Евангелия от Иоанна"...) и тайн будущего ("Апокалипсис") (Аверинцев, 1987 [а]). Если апостолы Петр и Павел н а з и д а л и народ и созидали всенародную христианскую церковь, то апостол и евангелист Иоанн добавляет к их демократизму то, что открывается избранным, – тайну, поэзию, бесконечность.


Иоанн Богослов в конце жизни был сослан за веру на Патмос, скалистый остров в Эгейском море. Здесь ему было Откровение (греч. apokаlypsis – раскрытие, проявление, откровение) – видение о конце света, страшном суде, тысячелетнем царстве Божием, о борьбе между Христом и антихристом. Записи этих видений и составили последнюю книгу "Нового Завета" – "Откровение Иоанна Богослова". Это таинственная книга, полная загадочных и мрачных образов, многосмысленных аллегорий, странных символов (число зверя, красный дракон, семь чаш с семью язвами, "книга, написанная внутри и отвне, запечатанная семью печатями" (Откр 5, 1), четыре животных, каждое из которых "имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей" (Откр 4, 8) и проч.).
В одной из аллегорий речь идет о книге и даре пророчеств: "Ангел сильный" дал Иоанну "раскрытую книгу" и сказал: "Возьми и съешь ее. И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем. И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах и языках и царях многих" (Откр 10, 9-11; ср. в §83 фрагмент из современного православного комментария к образу "книги за семью печатями").

Среди видений "Апокалипсиса" есть пророчество о бедствии, связанном со звездой Полынь (в русском языке полынь – это название горькой сорной многолетней травы, которая иначе еще называется чернобыль, чернобыльник): "Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.