– И потом, у тебя – свой случай. У меня – свой. Я чувствую, что когда нибудь преобразуюсь. Но во что? Неужели моя буйная стихия станет чистым бессилием? Или вишневой косточкой? Или оскопленным бараном? Или винтом водяного насоса? Или оплавленным куском молибдена?
«Однако… – подумал Данилов. – Прежде он так никогда не отчаивался…»
– Это нервы, – сказал Данилов. – Житейские и служебные неприятности, отсюда и нервы.
– Какие у нас нервы, ты что, – поморщился Кармадон. – Это у вас, на Земле, нервы… Или вот… Порой какой нибудь цивилизации из за нетерпения или еще по иной причине устроишь такую встряску, что ужас, с потопами и извержениями, с моровыми поветриями, со взрывами губительных веществ, с кровью, с сожжением столиц, с ненавистью братьев друг к другу, со страданием мысли, но оставишь жизнь – и потом все, не сразу, постепенно, но обязательно расцветает мощно и пышно, как злак на перегное… Будто бы я дал толчок развитию, какое хотел замедлить… Так нужны ли эти встряски? И кому? Мне? Им? Сейчас – встряска, огонь и кровь, а потом противные нам плоды, противное нам развитие, цветы и краски, музыка…
– Не преувеличиваешь ли ты возможности Девяти Слоев, – сказал Данилов, – не сами ли цивилизации обязаны себе встрясками?
– Даже если и преувеличиваю… Зачем мы со своими стараниями и соблазнами? И кто мы? Все эти существа и неживые системы – при нас? Или мы – при них? Мы что то утверждаем или чему то вредим? Необходимо ли наше присутствие в мире, и в чем она, необходимость? Или это все игра и пустая суета? Я запутался…
– А ты считаешь, что располагаешь знанием.
– Да, я располагаю слишком многими знаниями. А то, что я пока не понимаю, я желаю, пусть и помимо своей воли, понять… Стало быть, и опять приходит знание… Это мучительно… Я слабею! Я становлюсь равнодушнее к идеалам, которые вели меня по моей дороге! Или я уже вступил на чужую дорогу? Нет, я просто обессиливаю… Ты сидишь тут живой, а я перекошен.
– Ты повторяешься, – сказал Данилов. – Что же касается твоих сомнений, то я не смогу стать тебе советчиком или оппонентом. У меня свой взгляд на вещи. Ты же в своих мнениях сейчас вряд ли поколеблешься.
– А мне и не нужен ни советчик, ни оппонент, – сказал Кармадон.
– Зачем ты привел меня сюда?
– Я сам не знаю зачем. Может быть, для того, чтобы было перед кем выговориться. Я одинок. Родственники мои и мои влиятельные приятели, хотя и сделали все, чтобы слово «дуэль» не было произнесено, холодны теперь ко мне, если не брезгливы. Это деловые демоны. Мой ученый брат Новый Маргарит считает, что меня нет. А ты хоть по сути дела и никто, так, демон на договоре, и для меня сейчас личность посторонняя, а может быть, именно и потому, что посторонняя, тут вполне уместен. Я пустил слезу, я был жалок, но мне стало легче. Может быть, я скоро забуду об этой слезе. И никто мне о ней не напомнит. Сейчас ты при мне. А скоро сгинешь.
– Ты в этом уверен? – спросил Данилов.
– Уж раз тебя вызвали такой повесткой…
Данилов хотел было возразить Кармадону, сказать, что вызвали то его вызвали, но держат не в карцере, а в приятной комнате с платяным шкафом и часами ходиками, и гулять дают, может, все обойдется и без крайнего исхода… Потом он вспомнил, как Кармадон обещал устроить его при своей канцелярии и тем спасти от разборов и расправ. Но что было сейчас вспоминать об этом.
– Ты знаешь о моем деле что либо новое?
– Знаю… И вряд ли бы я смог тебе помочь.
– Я и не стал бы утруждать тебя, – холодно сказал Данилов.
– Твое дело… Твое…
Кармадон поднял кубок, но теперь уже как бы нехотя, как бы неволя себя. Потом сказал:
– Ну все. Прощай. Не будь слишком откровенным с Уграэлем. Его смотрят на твое место. Все. Иди. Прощай.
– Прощай, – сказал Данилов.
Он встал, несколько мгновений стоял в нерешительности, не зная, куда идти. Брать свечу и взбираться по лестнице?
– Данилов, – сказал вдруг Кармадон. – Ты хотел бы иметь детей?
– Детей? – удивился Данилов. – Хотел бы…
– А я не хочу.
– Отчего же?
– Я не могу передать им никаких нравственных ценностей!
«Вот тебе и раз!» – только и мог подумать Данилов.
– Да и не будут, видно, уже у меня дети то, – горестно и тихо произнес Кармадон. Но тут же как бы спохватился и сказал грозно: – Все! Прощай!
Сразу же словно бы взорвалась бочка с порохом, готические своды исчезли в огне и дыму, и Данилов понял, что находится в двух шагах от входа в буфет.


40

Прошло еще несколько дней, если верить ходикам с кукушкой, а Данилова не тревожили. Будто издевались над ним. Или Данилов оказался в хвосте очереди, а у особ, вызвавших его повесткой, не было острых причин гнать очередь галопом. Ездить на лифте из слоя в слой Данилову надоело, зовы прошлого были им удовлетворены, знакомых встречалось мало, да и с теми беседы приходилось вести уклончивые и осторожные.
Часами Данилов лежал на гостиничной кровати, смотрел неизвестно куда и ни о чем не думал. Обещание, горячее и решительное, сейчас же и непременно обсудить смысл собственного существования и понять, стоит ли отстаивать это существование, Данилов так и не исполнил.