Скачать 116.1 Кбайт
Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций
С точки зрения гипотезы о многоуровневом построении переживания речь идет в этих случаях о психотерапевтической смене ведущего уровня переживания, о переводе его с регистра бессознательного на регистры сознавания, переживания-созерцания и рефлексии.
Возвращаясь теперь к поставленному выше вопросу, можно сказать, что понятие переживания-деятельности независимо как категория от традиционного понятия переживания* и в то же время оно вскрывает в этом последнем особую подоплеку, а именно: переживание-созерцание является одним из уровней построения переживания-деятельности, причем уровнем, в большинстве случаев наиболее "загруженным" в силу своего "промежуточного" положения между бессознательным и сознаванием. В частности, эмоциональное переживание*, как важнейший из видов переживания-созерцания (последнее, как мы помним (см. с.17), может быть не только эмоциональным), взятое в этом аспекте, выступает как фрагмент целостной деятельности переживания – фрагмент, роль, смысл и функция которого выясняются лишь в системе параллельно и последовательно текущих бессознательных, "сознавательных" и рефлексивных процессов, опосредующих в совокупности некую жизненно необходимую душевную работу. Это путь, на котором можно окончательно избавиться от все еще живучего предрассудка об эпифеноменальности эмоций. Эмоция – это не только реакция, но и акция, она не только "оценщик" жизненных ситуаций, но еще и "работник", вносящий свой вклад в психологическое разрешение этих ситуаций. (44; 237)
Наконец, последний вопрос (точнее полувопрос-полуупрек) связан с отсутствием в книге практических рекомендаций. Как же все-таки помогать другому человеку справляться с критическими жизненными ситуациями? Этот вопрос не нашел прямого отражения в книге по той простой причине, что собственный опыт автора в практической психокоррекционной работе представляется ему совершенно недостаточным, чтобы брать на себя риск давать какие-либо конкретные методические рекомендации. Делать это, исходя преимущественно из теоретических соображений, было бы по меньшей мере безответственно. Психокоррекционная, а тем более психотерапевтическая, практика (являющаяся прерогативой врача) настолько сложна и многогранна, что она в принципе не может уместиться в одну, даже самую стройную схему. Самому автору изложенные в книге у построения помогают в его непосредственной практической работе, они оказываются полезными для более ясного и четкого осмысления жизненных ситуаций пациентов, для понимания направления и хода их попыток пережить эти ситуации и для психокоррекционного "выравнивания" их переживаний. Но это, конечно, ничего не доказывает, ибо психокоррекция и психотерапия слишком искусство, чтобы можно было даже очевидные случаи успеха объяснять истинностью теоретических схем, которыми руководствовался психотерапевт, а очевидные неудачи – их ложностью.
Для того чтобы связь между теоретическими представлениями о переживании и результатами психокоррекции была не случайной, а необходимой и систематичной, должна быть поставлена и решена проблема метода. Отсутствие метода оставляет самую последовательную и аргументированную теорию повисшей в воздухе спекуляцией, поскольку метод – тот единственный мост, по которому могут происходить взаимообогащающие обмены между теорией и практикой. Что касается метода, адекватного теории переживания, то вполне очевидно, что он не может быть чисто исследовательским, реализующим одно лишь познавательное отношение к своему объекту. Он должен быть методом психотехническим. Образец такого рода метода в советской психологии мы видим в теории поэтапного, формирования умственных действий П. Я. Гальперина, где изучаемый предмет, говоря словами знаменитых марксовых тезисов, берется не только в форме объекта, или форме созерцания, а как человеческая чувственная деятельность, практика, в которую активно включен и сам исследователь.
Разработка подобного метода, как и вся проблема переживания с теоретической и с практической стороны, является делом многоаспектным, междисциплинарным. Психология не способна сама охватить всю эту проблему целиком. Читатель мог убедиться в этом на примере нашего исследования, где мы, стараясь провести одну только психологическую точку зрения, вынуждены были абстрагироваться от многих важных аспектов целостной темы. Ввиду принципиальной ограниченности чисто психологического подхода, хотелось бы привлечь внимание к проблеме переживания представителей других дисциплин, прежде всего гуманитарного цикла, которые могли бы внести незаменимый вклад не только в теорию переживания, но и в практику психологической помощи. Одними усилиями психотерапевтов, психологов, суицидологов здесь не обойтись. Этнограф, фольклорист, специалист по научному атеизму и истории религий могли бы дать психокоррекционной практике богатейший материал о приемах, способах, методах социальной организации человеческого переживания на разных стадиях общественного развития и в разного типа культурах. Социолог и историк могли бы помочь этой практике исследованием явлений массовой психологии в периоды общественных кризисов, переломных периодов в истории общества.
Возвращаясь теперь к поставленному выше вопросу, можно сказать, что понятие переживания-деятельности независимо как категория от традиционного понятия переживания* и в то же время оно вскрывает в этом последнем особую подоплеку, а именно: переживание-созерцание является одним из уровней построения переживания-деятельности, причем уровнем, в большинстве случаев наиболее "загруженным" в силу своего "промежуточного" положения между бессознательным и сознаванием. В частности, эмоциональное переживание*, как важнейший из видов переживания-созерцания (последнее, как мы помним (см. с.17), может быть не только эмоциональным), взятое в этом аспекте, выступает как фрагмент целостной деятельности переживания – фрагмент, роль, смысл и функция которого выясняются лишь в системе параллельно и последовательно текущих бессознательных, "сознавательных" и рефлексивных процессов, опосредующих в совокупности некую жизненно необходимую душевную работу. Это путь, на котором можно окончательно избавиться от все еще живучего предрассудка об эпифеноменальности эмоций. Эмоция – это не только реакция, но и акция, она не только "оценщик" жизненных ситуаций, но еще и "работник", вносящий свой вклад в психологическое разрешение этих ситуаций. (44; 237)
Наконец, последний вопрос (точнее полувопрос-полуупрек) связан с отсутствием в книге практических рекомендаций. Как же все-таки помогать другому человеку справляться с критическими жизненными ситуациями? Этот вопрос не нашел прямого отражения в книге по той простой причине, что собственный опыт автора в практической психокоррекционной работе представляется ему совершенно недостаточным, чтобы брать на себя риск давать какие-либо конкретные методические рекомендации. Делать это, исходя преимущественно из теоретических соображений, было бы по меньшей мере безответственно. Психокоррекционная, а тем более психотерапевтическая, практика (являющаяся прерогативой врача) настолько сложна и многогранна, что она в принципе не может уместиться в одну, даже самую стройную схему. Самому автору изложенные в книге у построения помогают в его непосредственной практической работе, они оказываются полезными для более ясного и четкого осмысления жизненных ситуаций пациентов, для понимания направления и хода их попыток пережить эти ситуации и для психокоррекционного "выравнивания" их переживаний. Но это, конечно, ничего не доказывает, ибо психокоррекция и психотерапия слишком искусство, чтобы можно было даже очевидные случаи успеха объяснять истинностью теоретических схем, которыми руководствовался психотерапевт, а очевидные неудачи – их ложностью.
Для того чтобы связь между теоретическими представлениями о переживании и результатами психокоррекции была не случайной, а необходимой и систематичной, должна быть поставлена и решена проблема метода. Отсутствие метода оставляет самую последовательную и аргументированную теорию повисшей в воздухе спекуляцией, поскольку метод – тот единственный мост, по которому могут происходить взаимообогащающие обмены между теорией и практикой. Что касается метода, адекватного теории переживания, то вполне очевидно, что он не может быть чисто исследовательским, реализующим одно лишь познавательное отношение к своему объекту. Он должен быть методом психотехническим. Образец такого рода метода в советской психологии мы видим в теории поэтапного, формирования умственных действий П. Я. Гальперина, где изучаемый предмет, говоря словами знаменитых марксовых тезисов, берется не только в форме объекта, или форме созерцания, а как человеческая чувственная деятельность, практика, в которую активно включен и сам исследователь.
Разработка подобного метода, как и вся проблема переживания с теоретической и с практической стороны, является делом многоаспектным, междисциплинарным. Психология не способна сама охватить всю эту проблему целиком. Читатель мог убедиться в этом на примере нашего исследования, где мы, стараясь провести одну только психологическую точку зрения, вынуждены были абстрагироваться от многих важных аспектов целостной темы. Ввиду принципиальной ограниченности чисто психологического подхода, хотелось бы привлечь внимание к проблеме переживания представителей других дисциплин, прежде всего гуманитарного цикла, которые могли бы внести незаменимый вклад не только в теорию переживания, но и в практику психологической помощи. Одними усилиями психотерапевтов, психологов, суицидологов здесь не обойтись. Этнограф, фольклорист, специалист по научному атеизму и истории религий могли бы дать психокоррекционной практике богатейший материал о приемах, способах, методах социальной организации человеческого переживания на разных стадиях общественного развития и в разного типа культурах. Социолог и историк могли бы помочь этой практике исследованием явлений массовой психологии в периоды общественных кризисов, переломных периодов в истории общества.
|
|