Все были закутаны в теплые одежды и разгорячены, несмотря на холод и снег. Взрослые радовались детям и заботились о них. Звучал смех, шла игра и общая атмосфера была веселой и дружелюбной. Затем, помню, я увидела целый ряд ботинок и поняла, что детские ноги обуты, им тепло.

Вечером после сеанса я чувствовала себя в определенном смысле хорошо: была рада видеть Дика и охотно говорила с ним, но всю остальную часть вечера я рыдала. Я понимала, что трезво видела себя и свое положение, что теперь лучше с ним справлюсь, но все же мне было очень грустно. Я также ощущала некую незавершенность. Мне казалось, что, возможно, я могла бы пропутешествовать еще несколько часов, и тогда, быть может, перешла бы от горечи к радости".

Второй сеанс оказался очень благотворным для Джоанны. Она примирилась со своим положением и решила провести оставшиеся дни в духовном поиске. После отдыха вместе с семьей на западном побережье, она решила распрощаться с мужем и детьми. Джоанна считала, что эта разлука спасет их от тяжелой необходимости видеть прогрессирующее ухудшение состояния и позволит запомнить ее полной сил и энергии. В Калифорнии Джоанна находилась в тесном контакте с отцом, который сам интересовался духовным развитием: он ввел ее в группу, изучающую веданту.

Летом Джоанна захотела пройти еще одно ЛСД-переживание. Она написала нам, спрашивая о возможности организации третьего сеанса в Калифорнии. Мы рекомендовали доктора Сиднея Коэна, обладавшего обширным опытом в области психоделической терапии больных раковыми заболеваниями. Ниже следует отчет Джоанны о третьем сеансе ЛСД, проведенном под наблюдением д-ра Коэна. Доза была 400 микрограммов.

Третий сеанс ЛСД- терапии.

"Моей первой реакцией после начала действия препарата было ощущение все большего и большего холода. Казалось, как ни укрывайся, ничто не ослабит этот пронизывающий до самых костей колкий, неослабевающий холод. Позже трудно было поверить, что на меня пришлось навалить такую гору теплых одеял, так как в то время казалось: ничто не в состоянии осилить холод. Я попросила горячего чаю, который посасывала через соломинку.

Затем в какой-то момент я погрузилась в очень яркое переживание, все еще продолжая держать чашку с горячим чаем. Чашка превратилась во Вселенную, и все было абсолютно четким и реальным. Зеленовато-коричневый цвет чая растворился в закручивающемся водовороте. Не осталось никаких вопросов. Жизнь, смерть, смысл - все было здесь. Я всегда была здесь, все мы были здесь. Все было единым. Страх не существовал. Смерть, жизнь - все одно и то же. Свивающаяся кольцеобразность всего. Главное сильное желание - постичь мир, находящийся во всем. В слезе, скользящей по моей щеке, в чашке - во всем! Что за гармония, - думала я, - таится за видимым хаосом. Мне не хотелось потерять видение, и я мечтала разделить со всеми это знание. Тогда не сможет больше существовать разлад. Я чувствовала, что д-р Коэн сознает это вместе со мной. Затем вошел отец, и я попыталась поделиться с ним, чем могла из только что испытанного яркого переживания, стараясь выразить невыразимое. Что не существует страха и нечего бояться. Мы всегда находимся там, куда направляемся. Достаточно просто быть. Нет нужды беспокоиться, задавать вопросы, искать причины. Просто - быть. Я сказала ему о важности всех нас для поддержания движения в повседневном мире.

Я выпила горячий бульон и чай, стремясь к питанию и теплу. После перерыва вновь ушла в себя. На этот раз воспринимала унылые и грустные сцены из очень раннего периода жизни, с которыми уже была знакома по предыдущим сеансам. Картины приняли форму маленьких скелетоподобных существ, парящих в пустоте, ищущих, но не находящих пищи. Пустота - но не свершение. Тощие птицы в поисках еды в пустом гнезде. Какое-то ощущение себя и братьев одинокими, ищущими и не имеющими куда приткнуться.

В какой-то момент я погрузилась в грусть. Грусть как основную тему, тянущуюся из раннего детства через всю мою жизнь. Я осознала нарастающее усилие скрыть ее, проявить то, что людям, видимо, хотелось видеть во мне ("улыбайся", "выгляди живой", "перестань грезить").

Позднее, в ходе этого же сеанса, у меня возникло чувство, что некоторые избраны ощущать печаль, присущую миру. Если я одна из них, что ж, прекрасно. Я думала о всех детях, тянущихся к матерям, которых нет. Думала об остановках Христа на крестном пути и почувствовала Его страдания или, быть может, ту печаль, которую Ему пришлось испытать. Я поняла, что карма других людей - ощущать довольство, или силу, или красоту - что угодно. Почему бы радостно не принять печаль?

В другой момент я лежала на подушках, на мне было много шерстяных кашне, и было тепло, уютно. Я хотела быть рожденной не как личность, а, может, как радуга, яркая, красная, желтая, мягкая, прекрасная.