Скачать 38.3 Кбайт
Галерея астральных образов
К тому времени, когда наступит миг, позволяющий мне уничтожить врага нашей расы, на нас опустится вечерняя тьма. Итак, я не думал о смерти, ведь не ее ли тысячи раз встречал я, как благое освобождение, дарящее новые возможности.
И вот момент настал. Я бросился вниз, нарушая обычай, просунул руку за усыпальницу и схватил рептилию за горло. Первосвященник увидел, что я нагнулся и бросился к секире. Еще секунда промедления, и все было бы напрасно. Со сверхчеловеческим усилием я все сильнее и сильнее сжимал руку. Меня пронзило как молнией, и я увидел как странствующий монах вдруг взмахнул рукой. В тот же миг первосвященник, уже подбежавший к секире, споткнулся и упал. Еще усилие, и Змий был мертв. Нож! Он был у меня за поясом, с его помощью я перерубил Змию шею. Красная, живая кровь потекла на землю, и... секира обрушилась мне на голову, и младший священник храма упал замертво на землю.
Но умерло лишь мое тело. Я же поднялся в воздух и увидел себя лежащим. Вокруг стояли люди, не шелохнувшись, не произнося ни звука. Священник склонился надо мной. Я увидел, как странствующий монах улыбнулся. Сначала кровь Змия медленно растекалась вокруг моего тела, а затем она собралась в маленькие красные живые шарики. Свечение Алмаза на горе за храмом постепенно становилось все ярче, и вот он вспыхнул и засиял. Его лучи заполнили весь храм, и все священники и люди, кроме странствующего монаха, простерлись ниц. Дивные звуки и шелест наполнили воздух, а с горы донеслись голоса на неизвестном языке, произносившие непонятные слова. Но люди не шевелились. Сияние Алмаза, казалось, сконцентрировалось вокруг крови Змия. Постепенно свет пронзил каждую каплю кроме одной, самой зловещей из всех, а затем эта капля в форме шар все еще живого шара поднялась в воздух и внезапно превратилась в маленькую ядовитую змейку, которая, извиваясь в воздухе, понеслась в ночную тьму, прочь к далеким островам. Первосвященник и люди застыли в ужасе. Голоса, доносящиеся с горы, смолкли, звуки затихли, свет исчез, и все покрыла тьма. Дикий вопль отчаяния раздался в ночи, и первосвященник бросился наружу, чтобы увидеть гору.
Пятна крови Змия все еще оставались на земле, а Алмаз исчез.
ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ
(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)
У древних индусов было изречение, гласившее: "Тот, кто знает, на что распадается время, знает все".
Время по-санскритски называется Кала. Оно одновременно и разрушает и созидает. Яма, хозяин смерти, хотя ми могущественен, но не так, как Кала, ибо пока не пришло время, Яма не властен. Мгновения, пролетая перед нами, унося с собой длинной вереницей в прошлое все сущее, суть атомы Времени, сыновья Кала. Годы слагаются в столетия, столетия в циклы, циклы становятся вечностью; но всеми ими правит время, ибо все они лишь его частицы.
Да, столь много веков я уже наблюдаю время, невидимое само по себе, но рисующее картины на своем волшебном зеркале! Когда я увидел скользкий след Змия на священном острове Судьбы, я не знал Времени, поскольку полагал, что грядущий миг отличается от того, в котором живу я, и оба они отличаются от прошедших мгновений. Не знал я тогда и того, что этот Змий, вместо того, чтобы вдыхать эфир вечности, жил в грубейшей форме материи; я не понимал тогда, что сияние Алмаза на горе было вечным светом самой истины, по-детски воображая, что оно имеет начало.
Вслед за трагедией в храме, жертвой которой я стал, - убитый секирой первосвященника, - последовала другая, о которой я узнал вскоре, когда, освободившись от своего тела, я в духе беседовал со своим другом - странствующим монахом. Он поведал мне о том, что на следующий день первосвященник, оправившись после ужасного события, направился в храм, где на полу все еще оставались пятна моей крови. Целью его прихода было выиграть время для размышления над новыми планами удержания народа в своей власти, которая ослабла после исчезновения Алмаза.
Размышления привели его к мысли найти замену прекрасному камню, но после того, как он какое-то время предавался мечтам об этом взгляд его вдруг привлекла любопытная сцена. На подставке, откуда он схватил секиру, лишившую меня жизни, он заметил облачко, казавшееся струйкой пара, поднимавшейся с пола. Приблизившись, он увидел, что моя кровь каким-то непостижимым образом смешалась с тем, что осталось от пятен рептилии, чью смерть я исполнил. Отсюдато и исходил пар, осаждающийся на подставке. И вдруг, в центре облачка, он, к своему изумлению, заметил медленно вырастающий светящийся камень, чье сияние заполнило пространство.
"Вот и снова Алмаз, - вскричал он. - Я буду ждать и увижу, как он полностью восстановится, и тогда победа будет за мной. То, что казалось убийством, станет чудом".
Как только он произнес последнее слово, облачко исчезло, впитав всю мою кровь, и сияние камня наполнило его радостью.
Протянув руки, он схватил его с подставки, но тут же лицо его исказил ужас. Напрасно пытался он оторвать камень: он, казалось, прилип к его руке; камень уменьшился, пронзая его ужасными болями. Другие священники, поднявшиеся вслед за ним, чтобы вымыть зал, застыли у двери. Лицо первосвященника было обращено к ним, а из тела его исходил поток красного мерцающего света, наполнившего сердца их страхом так, что они не в силах были пошевелиться или заговорить.
И вот момент настал. Я бросился вниз, нарушая обычай, просунул руку за усыпальницу и схватил рептилию за горло. Первосвященник увидел, что я нагнулся и бросился к секире. Еще секунда промедления, и все было бы напрасно. Со сверхчеловеческим усилием я все сильнее и сильнее сжимал руку. Меня пронзило как молнией, и я увидел как странствующий монах вдруг взмахнул рукой. В тот же миг первосвященник, уже подбежавший к секире, споткнулся и упал. Еще усилие, и Змий был мертв. Нож! Он был у меня за поясом, с его помощью я перерубил Змию шею. Красная, живая кровь потекла на землю, и... секира обрушилась мне на голову, и младший священник храма упал замертво на землю.
Но умерло лишь мое тело. Я же поднялся в воздух и увидел себя лежащим. Вокруг стояли люди, не шелохнувшись, не произнося ни звука. Священник склонился надо мной. Я увидел, как странствующий монах улыбнулся. Сначала кровь Змия медленно растекалась вокруг моего тела, а затем она собралась в маленькие красные живые шарики. Свечение Алмаза на горе за храмом постепенно становилось все ярче, и вот он вспыхнул и засиял. Его лучи заполнили весь храм, и все священники и люди, кроме странствующего монаха, простерлись ниц. Дивные звуки и шелест наполнили воздух, а с горы донеслись голоса на неизвестном языке, произносившие непонятные слова. Но люди не шевелились. Сияние Алмаза, казалось, сконцентрировалось вокруг крови Змия. Постепенно свет пронзил каждую каплю кроме одной, самой зловещей из всех, а затем эта капля в форме шар все еще живого шара поднялась в воздух и внезапно превратилась в маленькую ядовитую змейку, которая, извиваясь в воздухе, понеслась в ночную тьму, прочь к далеким островам. Первосвященник и люди застыли в ужасе. Голоса, доносящиеся с горы, смолкли, звуки затихли, свет исчез, и все покрыла тьма. Дикий вопль отчаяния раздался в ночи, и первосвященник бросился наружу, чтобы увидеть гору.
Пятна крови Змия все еще оставались на земле, а Алмаз исчез.
ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ
(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)
У древних индусов было изречение, гласившее: "Тот, кто знает, на что распадается время, знает все".
Время по-санскритски называется Кала. Оно одновременно и разрушает и созидает. Яма, хозяин смерти, хотя ми могущественен, но не так, как Кала, ибо пока не пришло время, Яма не властен. Мгновения, пролетая перед нами, унося с собой длинной вереницей в прошлое все сущее, суть атомы Времени, сыновья Кала. Годы слагаются в столетия, столетия в циклы, циклы становятся вечностью; но всеми ими правит время, ибо все они лишь его частицы.
Да, столь много веков я уже наблюдаю время, невидимое само по себе, но рисующее картины на своем волшебном зеркале! Когда я увидел скользкий след Змия на священном острове Судьбы, я не знал Времени, поскольку полагал, что грядущий миг отличается от того, в котором живу я, и оба они отличаются от прошедших мгновений. Не знал я тогда и того, что этот Змий, вместо того, чтобы вдыхать эфир вечности, жил в грубейшей форме материи; я не понимал тогда, что сияние Алмаза на горе было вечным светом самой истины, по-детски воображая, что оно имеет начало.
Вслед за трагедией в храме, жертвой которой я стал, - убитый секирой первосвященника, - последовала другая, о которой я узнал вскоре, когда, освободившись от своего тела, я в духе беседовал со своим другом - странствующим монахом. Он поведал мне о том, что на следующий день первосвященник, оправившись после ужасного события, направился в храм, где на полу все еще оставались пятна моей крови. Целью его прихода было выиграть время для размышления над новыми планами удержания народа в своей власти, которая ослабла после исчезновения Алмаза.
Размышления привели его к мысли найти замену прекрасному камню, но после того, как он какое-то время предавался мечтам об этом взгляд его вдруг привлекла любопытная сцена. На подставке, откуда он схватил секиру, лишившую меня жизни, он заметил облачко, казавшееся струйкой пара, поднимавшейся с пола. Приблизившись, он увидел, что моя кровь каким-то непостижимым образом смешалась с тем, что осталось от пятен рептилии, чью смерть я исполнил. Отсюдато и исходил пар, осаждающийся на подставке. И вдруг, в центре облачка, он, к своему изумлению, заметил медленно вырастающий светящийся камень, чье сияние заполнило пространство.
"Вот и снова Алмаз, - вскричал он. - Я буду ждать и увижу, как он полностью восстановится, и тогда победа будет за мной. То, что казалось убийством, станет чудом".
Как только он произнес последнее слово, облачко исчезло, впитав всю мою кровь, и сияние камня наполнило его радостью.
Протянув руки, он схватил его с подставки, но тут же лицо его исказил ужас. Напрасно пытался он оторвать камень: он, казалось, прилип к его руке; камень уменьшился, пронзая его ужасными болями. Другие священники, поднявшиеся вслед за ним, чтобы вымыть зал, застыли у двери. Лицо первосвященника было обращено к ним, а из тела его исходил поток красного мерцающего света, наполнившего сердца их страхом так, что они не в силах были пошевелиться или заговорить.
|
|