Скачать 118.69 Кбайт
Гештальт, ведущий к просветлению или пробуждение от кошмара
Фриц повернулся, вынул свой бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза, засыпая.
Одно время в Эсалене у меня было сильное желание поработать в горячем кресле с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него – золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-либо, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные краски прошлого обрели большую ясность из проработки этого неполного образа.
Норберт
Хотя я много говорил в лекциях о проекции, писал о них и пр., в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анжелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я поглядел через комнату напротив и сказал человеку, сидевшему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на группу насекомых в микроскоп". Норберт набрал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за это восприятие", – предложил он. – "Но, Фриц, – сказал я, посмотри на него, видно же, что он чувствует, разве нет?" "Прими ответственность за свое восприятие", – еще раз сказал он.
Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это, как эксперимент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь кольцо пальцев. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны.
В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни- это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз – это было как раз то, что я чувствовал". Половина Фрицевого таланта была в том, какую работу он проделал со мной; другая половина – в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но, Фриц, ты же слышишь, он признает, что именно это он и чувствует. Я тут ни при чем".В тонких проявлениях проекция – это дело избирательной чувствительности. Мы не столько переносим свое чувство в мир, сколько всматриваемся или вслушиваемся в то, что там уже есть, и усиливаем это в восприятии.
Однажды в Эсалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не курить". Студенты из его группы подошли и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя, Фриц?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".
В другой раз я очень эффективно работал с Фрицем над какой-то темой и чувствовал, что все хорошо, но по-видимому выказал какую-то сдержанность, покидая горячий стул, и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, но сомнения заползают... "О, – сказал Фриц, – заползают, действительно?..." и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произнести или услышать эту фразу, не увидев эту слегка волосатую, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!
Когда Фриц умер, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище. Проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я проводил гештальтистский уик-эндный семинар в Эсалене, в Ральстон Уайт в Милл Велли. Многие из группы впервые приобщились к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о незаконченных делах и технике пустого стула, кто-то попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела открытка с фотографией Фрица, я показал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незаконченные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц..." – и тут я зарыдал, и несколько минут не мог ничего сказать. Я наконец почувствовал все благоговение, а с ним – чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не мог и мечтать до встречи с ним.
Строчки из Фрица
Некоторые воспоминания о Фрице приходят в форме более интеллектуальных, емких фраз, которые остались в памяти и работали во мне в течение длительного времени.
Одна из них – его комментарий по поводу жалобы на чувство одиночества. Фриц ответил этой фразой на длительное описание страха одиночества, сказав: "Чувство одиночества – это быть одному плюс поток дерьма". Фраза, а не работа этого человека осталась во мне.
Одно время в Эсалене у меня было сильное желание поработать в горячем кресле с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него – золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-либо, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные краски прошлого обрели большую ясность из проработки этого неполного образа.
Норберт
Хотя я много говорил в лекциях о проекции, писал о них и пр., в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анжелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я поглядел через комнату напротив и сказал человеку, сидевшему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на группу насекомых в микроскоп". Норберт набрал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за это восприятие", – предложил он. – "Но, Фриц, – сказал я, посмотри на него, видно же, что он чувствует, разве нет?" "Прими ответственность за свое восприятие", – еще раз сказал он.
Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это, как эксперимент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь кольцо пальцев. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны.
В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни- это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз – это было как раз то, что я чувствовал". Половина Фрицевого таланта была в том, какую работу он проделал со мной; другая половина – в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но, Фриц, ты же слышишь, он признает, что именно это он и чувствует. Я тут ни при чем".В тонких проявлениях проекция – это дело избирательной чувствительности. Мы не столько переносим свое чувство в мир, сколько всматриваемся или вслушиваемся в то, что там уже есть, и усиливаем это в восприятии.
Однажды в Эсалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не курить". Студенты из его группы подошли и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя, Фриц?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".
В другой раз я очень эффективно работал с Фрицем над какой-то темой и чувствовал, что все хорошо, но по-видимому выказал какую-то сдержанность, покидая горячий стул, и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, но сомнения заползают... "О, – сказал Фриц, – заползают, действительно?..." и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произнести или услышать эту фразу, не увидев эту слегка волосатую, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!
Когда Фриц умер, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище. Проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я проводил гештальтистский уик-эндный семинар в Эсалене, в Ральстон Уайт в Милл Велли. Многие из группы впервые приобщились к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о незаконченных делах и технике пустого стула, кто-то попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела открытка с фотографией Фрица, я показал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незаконченные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц..." – и тут я зарыдал, и несколько минут не мог ничего сказать. Я наконец почувствовал все благоговение, а с ним – чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не мог и мечтать до встречи с ним.
Строчки из Фрица
Некоторые воспоминания о Фрице приходят в форме более интеллектуальных, емких фраз, которые остались в памяти и работали во мне в течение длительного времени.
Одна из них – его комментарий по поводу жалобы на чувство одиночества. Фриц ответил этой фразой на длительное описание страха одиночества, сказав: "Чувство одиночества – это быть одному плюс поток дерьма". Фраза, а не работа этого человека осталась во мне.
|
|