L. Чтобы поколебать гипотезу, иногда достаточно бывает предоставить ей полный простор. Испробуем это средство на гипотезе эрлангенского доктора; его произведение, полное оригинальных и новых мыслей, заставит наших философов поломать голову. Предмет его исследования — самая всеобъемлющая из всех проблем, выдвигаемых человеческим умом,— это универсальная система природы. Автор начинает с краткого обзора мнений своих предшественников и с указания недостаточности их принципов для объяснения всеобщего развития явлений. Одни из них исходили только из протяженности и движения, другие сочли нужным присоединить к протяженности непроницаемость, подвижность и инерцию. Наблюдения над небесными телами, или, более обобщенно, физика больших тел, доказали необходимость силы, благодаря которой все части по определенному закону стремятся, или тяготеют, друг к другу; вследствие этого допустили притяжение, прямо пропорциональное массе и обратно пропорциональное квадрату расстояния. Самые простые химические процессы, или элементарная физика малых тел, заставили обратиться к притяжению, которое подчиняется другим законам; а невозможность объяснить образование растения или животного при помощи притяжения, инерции, подвижности, непроницаемости, движения, материи или протяженности заставила философа Баумана предположить существование еще и других свойств природы. Не удовлетворенный пластическими природами, с помощью которых, не прибегая к материи и к разуму, хотели объяснить все чудеса природы; подчиненными разумными субстанциями, действующими на материю непостижимым образом; одновременностью творения и формирования субстанций, которые, будучи заключенными одна в другой, развертываются во времени в продолжение этого первого чуда; вневременностью их создания, представляющего не что иное, как неразрывную цепь чудес, повторяющихся в каждый момент длительности, он пришел к выводу, что эти системы, являющиеся недостаточно философскими, не возникли бы вовсе, если бы у нас не было необоснованной боязни приписывать хорошо известные модификации существу, сущность которого нам неизвестна; быть может, именно поэтому и вопреки нашему предубеждению эта сущность вполне совместима с данными модификациями. Но что представляет собой это существо? Каковы его модификации? Назову ли я его? Разумеется, отвечает доктор Бауман. Это существо — телесное существо; его модификация — желание, отвращение, память, ум — словом, все свойства, которые мы признаем в животных, которые у древних мыслителей именовались чувственной душой и существование которых допускает доктор Бауман как в мельчайшей частице материи, так и в самом крупном животном пропорционально формам и массам. Если бы, говорит он, было неосмотрительным приписывать молекулам вещества ту или иную степень сознания, то это было бы одинаково неосмотрительным предположением и в отношении слона или обезьяны, и в отношении песчинки. Здесь наш философ из эрлангенской академии всеми силами пытается избежать какого бы то ни было подозрения в атеизме; и ясно, что он поддерживает свою гипотезу с известным энтузиазмом только потому, что она кажется ему достаточной для того, чтобы объяснить самые трудные явления и при этом не прийти к материалистическим выводам. Нужно прочесть его книгу, чтобы научиться примирять самые смелые философские идеи с глубочайшим уважением к религии. Бог сотворил мир — так утверждает доктор Бауман,— а наше дело, если это только возможно, открыть законы, которыми он пожелал сохранить мир, и средства, которые он определил для воспроизведения индивидов. Здесь нам открыт широкий простор, мы можем высказать нашу точку зрения; главные же мысли доктора сводятся к следующему.

Семя, извлеченное из части, подобной той, которую оно должно образовать в чувствующем и мыслящем животном, имеет некоторое воспоминание о своем первоначальном состоянии; этим объясняется сохранение видов и сходство с родителями.

Может случиться, что либо семенная жидкость обладает слишком большим количеством известных элементов, либо же ей их недостает. По забывчивости эти элементы могут оказаться не в состоянии соединиться, или же возникают странные соединения излишних элементов. Это обусловливает или невозможность зарождения, или возникновение уродливого потомства.

Некоторые элементы с необычайной легкостью всегда соединяются одинаковым образом; следовательно, если они различны, то образуются бесконечно разнообразные микроскопические животные; если они схожи, образуются полипы, которых можно сравнить с роем бесконечно малых пчел; пчелы эти, обладая живой памятью только об одном положении, слепляются и остаются в таком состоянии в соответствии с тем положением, которое им наиболее свойственно.

Впечатление наличного состояния может поколебать или погасить в памяти прошлое впечатление и вызвать безразличие ко всякому состоянию, тогда получится бесплодие; этим объясняется бесплодие мулов.

Что воспрепятствует элементарным частицам, наделенным умом и чувством, бесконечно уклоняться от того порядка, благодаря которому образуются животные определенного вида? Отсюда бесконечное количество видов животных, происшедших от одного первоживотного; отсюда бесконечное число существ, возникающих от одного первосущества; отсюда одно действие в природе.