Если мы прислушиваемся к сердцу и наблюдаем за своими действиями, мы учимся у самих себя. Мы узнаем, где нам нужно произвести работу. Нам нет необходимости налагать на себя всякие «надо» и «нельзя». Мы открываем для себя, что истина не имеет единственной формы, что истина находится только в данном мгновенье и ее всегда можно открыть именно здесь. Нет реальности, которую нужно создавать, есть только та реальность, на которую надо настроиться.
По мере того, как мы все более и более настраиваемся на свое сердце, на самих себя, мы открываем, что между людьми существует такая безмолвная передача сердца. Сердце признает, что зачастую слова служат людям только предлогом для общения в случаях, когда имеет место подлинное общение. Действительно, иногда слова даже становятся препятствиями для сердца, удерживая восприимчивость только в уме, вместо того, чтобы дать ей возможность ощущаться в том месте, где мы способны внутренне почувствовать другого человека. Когда мы переживаем эту глубокую связь одного интуитивного ума с другим интуитивным умом, разделение между двумя людьми растворяется, тогда общение в меньшей степени нуждается в словах.
Между двумя людьми может существовать настолько глубокое общение, что слова, любые слова, только помешают этой открытости сердец. Такую тонкую передачу сердца можно пережить, когда мы находимся в общении с кем нибудь, о ком очень сильно заботимся. Я переживал такое общение со своими детьми, а также с умирающими пациентами, с которыми долго работал.
Вместо того, чтобы говорить вслух, мы обнаруживаем, что способны безмолвно посылать мысли сердцем. Сначала, если мы вполне честны, мы, может быть, обнаружим, что говорим: «Даже не знаю, как я это делаю; но вот я. Что я стараюсь сделать – так это передать вам любовь, заботу своим сердцем. Я не пытаюсь изменить вас, я просто люблю вас, насколько могу». Позже, когда это тонкое общение получит развитие, оно будет напоминать практику медитации любящей доброты. Мы можем успешно работать с мыслями наподобие следующих: «Так же, как я желаю быть свободным от страдания и откровенным, так да придете и вы к своей целостности, к своей радости!» Иногда мы можем даже так общаться с животными и замечать их реакции. Временами это участие будет очень ясно воспринято каким то лицом, и тогда произойдет перемена настроения; изменится вся вибрация помещения. Часто то, что мы никогда не способны сказать вследствие неловкости, запретов и сомнений, можно сказать сердцем. При этом передаются не слова, а намерения; здесь сообщаются состояния ума, заботливое отношение.
Пользуясь сердцем, мы можем передавать наше возрастающее осознание и уважение к росту других; мы способны делиться духом с другим человеком. Мы можем передавать нашу заботу, не затерявшись в ее магии, с чистым намерением, которое открывается другим, которое вносит сердце в мир; это слияние внутренних и внешних реальностей, сущность сострадания и правильного действия.
Развивая это общение, мы обнаруживаем, что не только более способны говорить сердцем, но также и более способны слышать его, больше получать через сердце. Мы замечаем, что можем яснее почувствовать надлежащий ответ на условия данного момента. Правильный образ жизни оказывается более ясным и менее проблематичным путем, и его радость расширяет доступ к уму мудрости. Сердце явственно раскрываем ум – так же точно, как ум раскрывает сердце: это и есть правильный образ жизни.


29. Практика в действии

Когда мы с Элизабет Кюблер Росс проводили курс обучающей медитации, она попросила меня посетить нескольких из ее умиравших пациентов. Очень скоро мне стало ясно, что работа с умирающими оказывается средством работы над собой. В потоке этой работы я встретил необычайную монахиню доминиканского ордена Патрицию Берне, с которой проработал несколько месяцев в онкологическом отделении Сан Францисской больницы. Когда я впервые пришел в эту больницу, мне стало очевидным, как моя практика подвергнется здесь проверке. Как выразился один учитель дзэн: «Ваша практика пригодна для покоя; а пригодна ли она для беспокойства?» А еще другой учитель спросил: «Сможете ли вы сохранить в аду свое сердце открытым?»
Я обнаружил, что больница является, пожалуй, наиболее трудным окружением для того, чтобы подлинно хорошо умереть. Больницы имеют целью сохранение жизни; смерть оказывается здесь врагом. К смерти здесь не испытывают большого уважения, большого сочувствия. Смерть окружена страхом, вызывает сильный страх; ибо смерть в больнице – это неудача для больницы.
Безнадежно больные пациенты в большинстве своем говорят, что им хочется не оставаться в одиночестве, когда они будут приближаться к смерти. Им хочется иметь доступ к людям, чтобы не чувствовать себя отрезанными. Однако во многих больницах, по недостатку понимания, как работать с умирающими и как принимать их смерть, медицинских сестер, врачей и технический персонал часто не допускают сколько нибудь разумным образом к умирающим пациентам. Исследования показали, что световой вызов к безнадежному пациенту требует больше времени для ответа со стороны ухаживающего персонала, чем вызов к такому пациенту, которому сестра чувствует себя способной «хоть чем нибудь помочь»; и это происходит не преднамеренно, а вследствие наших тонких психологических склонностей.