Скачать 72.92 Кбайт
Пять диалогов о причине, начале и едином
Это же самое может быть усмотрено в искусственных вещах, поскольку тот, кто видит статую, не видит скульптора, кто видит изображение Елены, не видит Апеллеса, но видит следствие действия, которое происходит от блага апеллесовой одаренности; все же это является следствием акциденций и свойств субстанции этого человека, каковой, что касается его абсолютного бытия, нисколько не познан.
Диксон. Так что познать вселенную – это не значит познать какую-нибудь из сущностей или субстанций первого начала, ибо это значит лишь познать акциденции акциденцией.
Теофил. Верно, но я не хотел бы, чтобы вы воображали, будто бы я понимаю это так, что в боге имеются акциденции или же что он может быть познан как бы посредством своих акциденций.
Диксон. Я не приписываю вам столь грубого намерения; одно дело, как мне известно, сказать относительно любой вещи, чуждой божественной природе, что это – акциденция, другое дело, что это – его акциденция, и другое дело – что это – как бы его акциденция. Последним способом выражения, мне кажется, вы хотите сказать, что вещи суть следствия божественного действия; каковые, хотя они и суть субстанция вещей, а также и сами природные субстанции, тем не менее суть как бы отдаленнейшие акциденции, поскольку дело идет о том, чтобы мы благодаря им получили адекватное познание божественной сверхприродной сущности.
Теофил. Вы хорошо говорите.
Диксон. Так что об этой божественной субстанции мы ничего не можем узнать, как потому, что она бесконечна, так и потому, что она весьма далеко отстоит от этих следствий, являющихся крайним пределом достижений нашей дискурсивной способности; мы можем узнать лишь следы ее, как говорят платоники, отдаленные следствия, как говорят перипатетики, оболочку, как говорят каббалисты; мы можем созерцать ее как бы сзади, как говорят талмудисты, в зеркале, в тени и посредством загадок, как говорят теософы.
Теофил. Еще более. Так как мы не обозреваем сразу этой вселенной, чью субстанцию и начало столь трудно понять, то отсюда вытекает, что мы познаем первое начало и причину по их следствиям в гораздо меньшей степени, чем может быть познан Апеллес по своим сформированным статуям; ибо эти последние мы можем видеть целиком и исследовать по частям, но это невозможно по отношению к великому и бесконечному созданию божественного могущества. Итак, это уподобление должно быть понято не без соответственного ограничения.
Диксон. Это так, и так я это понимаю.
Теофил. Будет поэтому правильным воздержаться от разговоров о столь возвышенном предмете.
Диксон. Я с этим согласен, ибо для морали и богословия достаточно знать первое начало в тех пределах, в каких нам открыли его высшие божества и разъяснили божественные люди. Кроме того не только любой закон морали и богословие, но также и все реформированные философии приходят к выводу, что лишь непосвященному уму свойственно стремление искать смысла и желание найти определения тех вещей, которые находятся выше сферы нашего понимания.
Теофил. Хорошо. Но они не столь достойны порицания, сколь величайших похвал заслуживают те, кто стремится к познанию этого начала и причины для того, чтобы познать по мере возможности его величие, созерцая очами размеренных чувств эти великолепные звезды и сияющие тела; и столько имеется обитаемых миров и великих живых тел и превосходнейших божеств, сколь бесчисленными кажутся и являются миры, не многим отличные от того, к которому мы принадлежим; так как невозможно, чтобы они имели бытие сами по себе, принимая во внимание, что они сложны по составу и разложимы (хоть и не поэтому они заслуживают гибели, как это хорошо сказано в "Тимее"), то необходимо следует, что они знают начало и причину, а следовательно и величие его бытия, жизни и действия: они показывают и проповедуют в бесконечном пространстве бесчисленными голосами бесконечное превосходство и величие своего первого начала и причины. Итак, оставляя в стороне, как вы говорите, это рассмотрение, поскольку оно превышает всякое чувство и рассудок, мы будем рассматривать начало и причину, поскольку оно, в следе, или является самой природой или лишь отражается на ее поверхности и в недрах. Вы же спрашивайте лишь в известном порядке, если хотите, чтобы я в порядке вам отвечал.
Диксон. Так я и поступлю. Но прежде всего, так как вы обычно говорите причина и начало, то я хотел бы знать, употребляются ли вами эти названия как синонимы.
Теофил. Нет.
Диксон. Какова же разница между тем и другим термином?
Теофил. Я отвечаю, что, называя бога первым началом и первой причиной, мы подразумеваем одну и ту же вещь в различных смыслах; когда же мы называем начала и причины в природе, мы подразумеваем различные вещи с различными смыслами. Мы называем бога первым началом, поскольку все вещи ниже его и следуют согласно известному порядку прежде или позже или же сообразно своей природе, длительности и достоинству.
Диксон. Так что познать вселенную – это не значит познать какую-нибудь из сущностей или субстанций первого начала, ибо это значит лишь познать акциденции акциденцией.
Теофил. Верно, но я не хотел бы, чтобы вы воображали, будто бы я понимаю это так, что в боге имеются акциденции или же что он может быть познан как бы посредством своих акциденций.
Диксон. Я не приписываю вам столь грубого намерения; одно дело, как мне известно, сказать относительно любой вещи, чуждой божественной природе, что это – акциденция, другое дело, что это – его акциденция, и другое дело – что это – как бы его акциденция. Последним способом выражения, мне кажется, вы хотите сказать, что вещи суть следствия божественного действия; каковые, хотя они и суть субстанция вещей, а также и сами природные субстанции, тем не менее суть как бы отдаленнейшие акциденции, поскольку дело идет о том, чтобы мы благодаря им получили адекватное познание божественной сверхприродной сущности.
Теофил. Вы хорошо говорите.
Диксон. Так что об этой божественной субстанции мы ничего не можем узнать, как потому, что она бесконечна, так и потому, что она весьма далеко отстоит от этих следствий, являющихся крайним пределом достижений нашей дискурсивной способности; мы можем узнать лишь следы ее, как говорят платоники, отдаленные следствия, как говорят перипатетики, оболочку, как говорят каббалисты; мы можем созерцать ее как бы сзади, как говорят талмудисты, в зеркале, в тени и посредством загадок, как говорят теософы.
Теофил. Еще более. Так как мы не обозреваем сразу этой вселенной, чью субстанцию и начало столь трудно понять, то отсюда вытекает, что мы познаем первое начало и причину по их следствиям в гораздо меньшей степени, чем может быть познан Апеллес по своим сформированным статуям; ибо эти последние мы можем видеть целиком и исследовать по частям, но это невозможно по отношению к великому и бесконечному созданию божественного могущества. Итак, это уподобление должно быть понято не без соответственного ограничения.
Диксон. Это так, и так я это понимаю.
Теофил. Будет поэтому правильным воздержаться от разговоров о столь возвышенном предмете.
Диксон. Я с этим согласен, ибо для морали и богословия достаточно знать первое начало в тех пределах, в каких нам открыли его высшие божества и разъяснили божественные люди. Кроме того не только любой закон морали и богословие, но также и все реформированные философии приходят к выводу, что лишь непосвященному уму свойственно стремление искать смысла и желание найти определения тех вещей, которые находятся выше сферы нашего понимания.
Теофил. Хорошо. Но они не столь достойны порицания, сколь величайших похвал заслуживают те, кто стремится к познанию этого начала и причины для того, чтобы познать по мере возможности его величие, созерцая очами размеренных чувств эти великолепные звезды и сияющие тела; и столько имеется обитаемых миров и великих живых тел и превосходнейших божеств, сколь бесчисленными кажутся и являются миры, не многим отличные от того, к которому мы принадлежим; так как невозможно, чтобы они имели бытие сами по себе, принимая во внимание, что они сложны по составу и разложимы (хоть и не поэтому они заслуживают гибели, как это хорошо сказано в "Тимее"), то необходимо следует, что они знают начало и причину, а следовательно и величие его бытия, жизни и действия: они показывают и проповедуют в бесконечном пространстве бесчисленными голосами бесконечное превосходство и величие своего первого начала и причины. Итак, оставляя в стороне, как вы говорите, это рассмотрение, поскольку оно превышает всякое чувство и рассудок, мы будем рассматривать начало и причину, поскольку оно, в следе, или является самой природой или лишь отражается на ее поверхности и в недрах. Вы же спрашивайте лишь в известном порядке, если хотите, чтобы я в порядке вам отвечал.
Диксон. Так я и поступлю. Но прежде всего, так как вы обычно говорите причина и начало, то я хотел бы знать, употребляются ли вами эти названия как синонимы.
Теофил. Нет.
Диксон. Какова же разница между тем и другим термином?
Теофил. Я отвечаю, что, называя бога первым началом и первой причиной, мы подразумеваем одну и ту же вещь в различных смыслах; когда же мы называем начала и причины в природе, мы подразумеваем различные вещи с различными смыслами. Мы называем бога первым началом, поскольку все вещи ниже его и следуют согласно известному порядку прежде или позже или же сообразно своей природе, длительности и достоинству.
|
|