| Авторы: |
Аркадьев Михаил А |
Язык и специфика человеческого бытия
М.Аркадьев
Язык и специфика человеческого бытия
Нацистский, как впрочем, с несколько другим оттенком, и сталинистский опыт — это те ЭКСЦЕССЫ, которые свидетельствуют о глубинной природе, о самой сущности насилия в человеке как таковом. Человек как вид — катастрофичен и опасен для самого себя и для своей среды обитания. Но, только до конца понимая свою фундаментальную катастрофичность и опасность, отдавая себе полный отчет в своей структуре, у человека есть шанс выжить и жить сносно. Но никогда не совершенно! Опасность всегда внутри самого человека. Ее нельзя подменять благими намерениями, или идеализациями
Человек на все способен — и на «Илиаду», и на "Винни-Пуха" и "Стойкого оловянного солдатика", и на собор Св. Петра, и Акрополь, и на "Страсти по Матфею", и на великую поэзию, и — ОДНОВРЕМЕННО! на Освенцим, на Гулаг, на Хиросиму, и на перманентный терроризм. Но, именно поэтому — "там, где опасность, там растет и спасенье". Эта цитата из Гельдерлина так точна, красива, особенно не русском языке, что не могу удержаться и вновь ее не привести. Она означает, что самоидеализация — самое опасное, что ждет человека. Он стоит на краю пропасти постоянно! Пропасть эту создал не он, и эта не та пропасть, которую можно засыпать (хотя Холокост — это как раз попытка эту пропасть засыпать трупами).
Задача в том, чтобы удерживаться на краю пропасти и уметь там жить. Для этого необходимо постоянно ее видеть. Эту функцию видения выполняют не все люди, это невозможно даже требовать! Эту функцию видения (обязательно несовершенного! претензии на совершенство опасны) выполняют, прежде всего, критические философы (в том смысле, в каком я пытаюсь определить это понятие). А также функцию "коллективного видения" (несовершенного! но совершенства и нельзя требовать) выполняют процедуры цивилизованного суда, парламента, выборов, строго регламентированные процедуры власти.
Мировая цивилизация поставила нас перед выбором — или демократические процедуры, со всеми их недостатками и опасностями — или постоянная структурная, подчеркиваю — СТРУКТУРНАЯ, опасность тотального государственного террора. Он страшней и безнадежней чем любой, самый оголтелый личный или групповой террор. Так как с последними могут бороться, с трудом, с риском, с потерями, но могут — свободные (структурно, процедурно, процессуально) люди и государства, а тотальный централизованный террор государственной машины — абсолютное зло в этом самом относительном из всех миров. Более того — трагический и неизбежный выбор, на который оказалось, к сожалению, обречена (совершенно объективно) цивилизация, это выбор между великой культурой и сносной жизнью для большинства.
Выживание буржуа, со всей его слепотой, равнодушием, потребительством, и прочим (не только отрицательным) перестало быть тривиальностью после катастроф ХХ века.
И этот выбор осуществляется просто потому, что выживание человечества, человеческих детей, оказывается важнее, чем великая культура. Это трагично, я это переживаю как абсурдный и болезненный процесс, но я его принимаю и поддерживаю, так как у нас за плечами стоят Холокост и Колыма.
1. Человек и как индивид и как вид обременен сознанием, ХОЧЕТ ОН, этого ИЛИ НЕТ. В основном не хочет...хотя часто думает иначе.
2. Человек обременен сознанием потому, что владеет языком и речью. Язык устроен так, что "заставляет" человека совершать акты рефлексии и объективации (основные акты сознания), причем помимо желания человека. Структуры языка, ответственные за рефлективность и сознание - так называемые в лингвистике "шифтеры", то есть личные местоимения я—ты (одни из самых парадоксальных элементов языка) и указатели типа "этот" "вот" "здесь" "сейчас" и пр.
3. . Человек обременен языком и сознанием еще и потому, что язык существует в виде "внутренней речи" - то есть глубоко в мозгу, в психике, и работа, "бурление", "магма" языка в основном, ( когда человек не говорит непосредственно и не тематически мыслит) незаметна для него самого. Поэтому молчание любого типа и продолжительности не избавляет от глубинного слоя "внутренней речи". Хотя может создаться иллюзия, что это не так.
4. Человек, благодаря своему языку и сознанию (которое является только именем, метафорой рефлексивности самой структуры языка и речи) принципиально ОПОСРЕДОВАН.
5. Человек неосознанно (чаще), или осознанно (реже), страдает от этой опосредованности.
6. Человек ищет различные способы преодоления или гармонизации этой опосредованности. Поиск этот и есть Культура, во всех ее проявлениях, от практики дзена до атомной бомбы.
7.c Человек неизбежно на этом пути упирается в проблему сознания. Сознание МЕШАЕТ.
8. Здесь и возникает логическая функция смерти - уничтожение сознания (а "изменение" сознания в этой перспективе эквивалентно его уничтожению, если быть честным, ведь то, что получается при "изменении" мыслится уже не как сознание в собственном смысле слова) приводит к неизбежности смерти и суицида (как логических категорий) Почему?
9. Потому что, пока человек ЖИВ, СОЗНАНИЕ НЕУНИЧТОЖИМО, так как является функцией языка и речи.
Язык и специфика человеческого бытия
Нацистский, как впрочем, с несколько другим оттенком, и сталинистский опыт — это те ЭКСЦЕССЫ, которые свидетельствуют о глубинной природе, о самой сущности насилия в человеке как таковом. Человек как вид — катастрофичен и опасен для самого себя и для своей среды обитания. Но, только до конца понимая свою фундаментальную катастрофичность и опасность, отдавая себе полный отчет в своей структуре, у человека есть шанс выжить и жить сносно. Но никогда не совершенно! Опасность всегда внутри самого человека. Ее нельзя подменять благими намерениями, или идеализациями
Человек на все способен — и на «Илиаду», и на "Винни-Пуха" и "Стойкого оловянного солдатика", и на собор Св. Петра, и Акрополь, и на "Страсти по Матфею", и на великую поэзию, и — ОДНОВРЕМЕННО! на Освенцим, на Гулаг, на Хиросиму, и на перманентный терроризм. Но, именно поэтому — "там, где опасность, там растет и спасенье". Эта цитата из Гельдерлина так точна, красива, особенно не русском языке, что не могу удержаться и вновь ее не привести. Она означает, что самоидеализация — самое опасное, что ждет человека. Он стоит на краю пропасти постоянно! Пропасть эту создал не он, и эта не та пропасть, которую можно засыпать (хотя Холокост — это как раз попытка эту пропасть засыпать трупами).
Задача в том, чтобы удерживаться на краю пропасти и уметь там жить. Для этого необходимо постоянно ее видеть. Эту функцию видения выполняют не все люди, это невозможно даже требовать! Эту функцию видения (обязательно несовершенного! претензии на совершенство опасны) выполняют, прежде всего, критические философы (в том смысле, в каком я пытаюсь определить это понятие). А также функцию "коллективного видения" (несовершенного! но совершенства и нельзя требовать) выполняют процедуры цивилизованного суда, парламента, выборов, строго регламентированные процедуры власти.
Мировая цивилизация поставила нас перед выбором — или демократические процедуры, со всеми их недостатками и опасностями — или постоянная структурная, подчеркиваю — СТРУКТУРНАЯ, опасность тотального государственного террора. Он страшней и безнадежней чем любой, самый оголтелый личный или групповой террор. Так как с последними могут бороться, с трудом, с риском, с потерями, но могут — свободные (структурно, процедурно, процессуально) люди и государства, а тотальный централизованный террор государственной машины — абсолютное зло в этом самом относительном из всех миров. Более того — трагический и неизбежный выбор, на который оказалось, к сожалению, обречена (совершенно объективно) цивилизация, это выбор между великой культурой и сносной жизнью для большинства.
Выживание буржуа, со всей его слепотой, равнодушием, потребительством, и прочим (не только отрицательным) перестало быть тривиальностью после катастроф ХХ века.
И этот выбор осуществляется просто потому, что выживание человечества, человеческих детей, оказывается важнее, чем великая культура. Это трагично, я это переживаю как абсурдный и болезненный процесс, но я его принимаю и поддерживаю, так как у нас за плечами стоят Холокост и Колыма.
1. Человек и как индивид и как вид обременен сознанием, ХОЧЕТ ОН, этого ИЛИ НЕТ. В основном не хочет...хотя часто думает иначе.
2. Человек обременен сознанием потому, что владеет языком и речью. Язык устроен так, что "заставляет" человека совершать акты рефлексии и объективации (основные акты сознания), причем помимо желания человека. Структуры языка, ответственные за рефлективность и сознание - так называемые в лингвистике "шифтеры", то есть личные местоимения я—ты (одни из самых парадоксальных элементов языка) и указатели типа "этот" "вот" "здесь" "сейчас" и пр.
3. . Человек обременен языком и сознанием еще и потому, что язык существует в виде "внутренней речи" - то есть глубоко в мозгу, в психике, и работа, "бурление", "магма" языка в основном, ( когда человек не говорит непосредственно и не тематически мыслит) незаметна для него самого. Поэтому молчание любого типа и продолжительности не избавляет от глубинного слоя "внутренней речи". Хотя может создаться иллюзия, что это не так.
4. Человек, благодаря своему языку и сознанию (которое является только именем, метафорой рефлексивности самой структуры языка и речи) принципиально ОПОСРЕДОВАН.
5. Человек неосознанно (чаще), или осознанно (реже), страдает от этой опосредованности.
6. Человек ищет различные способы преодоления или гармонизации этой опосредованности. Поиск этот и есть Культура, во всех ее проявлениях, от практики дзена до атомной бомбы.
7.c Человек неизбежно на этом пути упирается в проблему сознания. Сознание МЕШАЕТ.
8. Здесь и возникает логическая функция смерти - уничтожение сознания (а "изменение" сознания в этой перспективе эквивалентно его уничтожению, если быть честным, ведь то, что получается при "изменении" мыслится уже не как сознание в собственном смысле слова) приводит к неизбежности смерти и суицида (как логических категорий) Почему?
9. Потому что, пока человек ЖИВ, СОЗНАНИЕ НЕУНИЧТОЖИМО, так как является функцией языка и речи.
|
|